Когда же пришел праздник весны, то вечером к ней пожаловал разряженный наставник царевича. Ему, тайком пробравшемуся, Упакоша сказала: «Пока не вымоешься, я к тебе даже не притронусь. Пойди и омойся». Тот, простак, согласился и сопровождаемый ее служанками вошел в темный чулан. Забрали они все его наряды и одежду и стали мазать его тело сажей да смолой. Ничего не ведая об этом, он оказался вымазанным с ног до головы. А пока он таким образом омывался, наступила вторая стража ночи и к Упакоше явился царский жрец. «Ох! — закричали девушки. — Это царский жрец, друг Вараручи пришел!» — и в тот же миг наставника царевича спровадили в сундук и крепко-накрепко заперли снаружи.
Точно так же они и со жрецом поступили, забрав у него все одежды и измазав его сажей и смолой. В третью стражу изволил пожаловать сам начальник городских стражников. Тогда девушки, словно бы страшно испуганные, и жреца в сундук спровадили и снаружи заперли. Начальнику стражи такое же они омовение устроили, перемазав его всего, и точно так же, когда в последнюю стражу ночи постучался купец, они, изобразив страшный испуг, упрятали доблестного воина в тот же сундук. Все трое в одном и том же сундуке, будто в мрачнейшем аду, возились, пытались как-то приладиться и от страха друг перед другом рта не могли раскрыть.
Упакоша же зажгла светильник и, когда вошел наконец купец Хираньягупта, сказала: «Давай деньги, что муж тебе на хранение отдал!» Плут-купец, видя, что в доме никого нет, говорит ей тогда: «Ведь сказал же я, что отдам деньги, которые муж твой мне на сохранение отдал!» Упакоша же, обращаясь к сундуку, сказала: «Слышите ли вы, о боги, слова Хиранья-гупты?» После этого задула она светильник и под предлогом омовения девушки и купца сажей и смолой вымазали. Тем временем ночь уже была на исходе, и они промолвили: «Вот и ночь уже прошла», а затем вытолкали его из дома, хотя уходить он не хотел. Прикрытый какими-то лохмотьями, весь в смоле и саже, искусанный собаками, сгорающий от стыда и позора, кое-как добрался он к себе домой. Воистину, зло порождает зло!
Упакоша же в сопровождении служанок тайком отправилась во дворец царя Нанды и, обратившись к нему, сказала:
«Купец Хираньягупта хочет утаить деньги, оставленные ему на хранение моим мужем». Захотелось царю узнать все точно, и послал он за купцом, а тот, когда его привели, сказал: «Нет у меня, повелитель, ничего!» Упакоша же возразила на это: «Есть у меня, царь, свидетели. Держит мой супруг в сундуке запертыми божеств — хранителей дома. Перед ними купец сам признал, что у него деньги. Прикажи принести сундук и спросим их!» Улыбнулся царь, выслушав ее речь, и послал за сундуком. Тотчас тот сундук был доставлен царскими слугами. И тогда Упакоша сказала: «Отвечайте по правде — говорил ли купец, что деньги моего мужа у него дома? Скажете — домой отправлю, нет — прямо здесь крышку открою и всему собранию вас покажу!» Такое услыхав, перетрусили запертые в сундуке и заговорили: «Правда, правда, свидетели мы: купец перед нами признался, что присвоил деньги!» Ничего не возразил купец и сознался во всем.
Сгорая от нетерпения узнать, что же такое в сундуке, царь попросил Упакошу открыть его. Отперла она сундук прямо в собрании, и трое, скрывавшиеся в нем, подобные силам тьмы, вылезли наружу. С трудом признали их царь и министры и со смехом пожелали узнать, как они там оказались. Тогда добродетельная Упакоша рассказала, как все случилось, и все, кто был в собрании, похвалили ее поведение: «Немыслимо трудно живется порядочным женщинам, твердым в добродетели!» Царь же, узнав про случившееся, лишил этих трех охотников до чужих жен их имущества и изгнал из страны. «Будь мне сестрой», — сказал он Упакоше и, наградив ее большими деньгами, отпустил. Возрадовались Варша и Упаварша ее твердости в соблюдении супружеского долга, и все горожане разделили их радость, узнав об этой истории.
Между тем я умилостивил Великого бога, исполнителя желаний, достойного супруга Парвати, труднейшими подвигами, и просветил он меня знанием грамматики Панини, а я по его желанию дополнил ее[111]. После этого я, утолив жажду знаний по милости Бога, увенчанного серпом луны, пошел домой и в дороге не знал я никакой усталости. Так пришел я в свой дом и, поклонившись матери и наставникам, узнал от них занимательную историю, случившуюся с Упакошей.
Не было предела моей радости, и ничто на земле не казалось более удивительным: от этого моя прежняя любовь к жене выросла во много раз.