Услышав от Раджахансы такое предположение, пребывали мы оба в сомнении. «Если бы телесная боль одолела царя, то нужно было бы позвать врачевателей. Если же что другое, то трудно найти причину. Нет у его царства недругов, все враги уничтожены. Народ любит царя, ничто его державе не угрожает. С чего бы властителю так кручиниться?» — так мы рассуждали. Но тут молвил слово мудрый Шарваварман: «Знаю я, мучается царь от неведения. «Глуп я», — так говорит он и жаждет вкусить учености. Дошло до меня также, что одна из цариц сегодня жестоко над ним посмеялась».
В этих раздумьях скоротали мы ночь, а на заре пошли в покои владыки земли. Несмотря на приказ никого не пускать, вошел к нему я, а за мной и Шарваварман.
Приблизился я к царю и почтительно спросил: «Божественный, что же ты беспричинно терзаешься?» Слышал Сатавахана мои слова, но по-прежнему сидел ко всему безучастный. Тогда обратился к нему Шарваварман и повел такую речь: «Послушал бы ты меня, царь! Ведь прежде ты со мной разговаривал. Этой ночью было мне видение: видел я, что с неба упал лотос; некий божественный юноша его раскрыл, вышла из этого лотоса дева, одетая в белое, и она, царь, тотчас вошла в твои уста. Проснулся я внезапно, и подумалось мне: «Нет сомнений, это Сарасвати проникла в уста божественного». После того как Шарваварман рассказал о вещем сне, Сатавахана прервал молчание и спросил меня озабоченно: «Скажи, сколько нужно времени усердному ученику, чтобы достичь учености? Не будет мне счастья, если не одолею я науки. Вся эта царская пышность пристала глупцу так же, как драгоценное украшение бревну!» Тогда заговорил я: «Обычно, царь, нужно двенадцать лет, чтобы познать все науки и их царицу — грамматику. Но я берусь обучить тебя всего за шесть лет». С гневом возразил Шарваварман на эти слова: «Как можно так долго обременять людей, предназначенных для счастья?! Я берусь обучить тебя, царь, всего за шесть месяцев!»
Услыша такое бахвальство, я рассердился: «Коли ты царя за шесть месяцев обучишь, то я навсегда забуду санскрит, пракрит и местный язык, которыми пользуются здешние люди». А Шарваварман возразил мне: «Непременно я это сделаю, а коли нет — двенадцать лет буду покрывать голову твоими сандалиями!» — и ушел. Пошел и я к себе домой. А царь, убедившись из нашего спора, что его желание осуществимо, успокоился.
Вскоре понял Шарваварман, какое трудное дело он затеял, и, впав в сомнения, рассказал обо всем жене. Огорчилась она и говорит ему: «Не вижу я здесь никакого другого пути, супруг мой, кроме как поклониться владыке Кумаре[155] и просить у него помощи».
На исходе ночи Шарваварман, ни поев, ни попив, отправился в храм Кумары. Узнал я от соглядатая, куда пошел Шарваварман, и сообщил об этом царю, а тот сказал: «Посмотрим, что из этого будет!»
Тут обратился к Сатавахане один раджпут[156] по имени Синхагупта: «Божественный, очень был я удручен, видя немочь, одолевшую тебя. Решил я тогда отсечь себе голову в жертву богине Чандике[157], чей храм стоит за городом. Пошел я туда, и как раз в это время раздался голос с неба: «Не делай этого! Непременно желание царя исполнится!» Думаю я поэтому, что будет тебе, царь, успех в твоем деле!»
Поговорив с царем, отрядил Синхагупта за Шарваварманом двух соглядатаев. А тот тем временем, одним воздухом питаясь, молчаливый и преисполненный решимости, дошел до храма Кумары. Там Картикея[158] возрадовался жестокому подвижничеству Шарвавармана, готового даже телом своим пожертвовать, и наградил его желанным даром.
Посланные же Синхагуптой соглядатаи все это видели и, раньше его вернувшись, рассказали царю об удаче, которая выпала на долю Шарвавармана. При этой вести стало царю радостно, а мне горько, так же как при виде тучи птица чатака веселится, а гусей одолевает печаль[159]. А Шарваварман, щедро одаренный Кумарой, вернулся и стал обучать царя всем наукам, и сам Сатавахана прилежно их изучал. Чего не свершится по милости бога!
155
Видимо, потому Кумаре, что именно он был тем божественным юношей, который во сне Шарвавармана раскрыл «лотос знания» (имя «Кумара» означает на санскрите «мальчик», «юноша»; см. прим. [68]).
157
159