На следующее утро выступил великий царь вместе с царицей Васавадаттой в путь к своей столице. Его сопровождали величественные слоны, покрытые потоками мады[297], словно вершины Виндхья ожили и пошли за ним, не желая расстаться. Гулким эхом от топота множества ног солдат и лошадей его прославляла земля, как будто придворные поэты возносили ему свои гимны. А тучи пыли, вздымавшиеся к небу от шествия войска, внушили страх самому Индре, что горы от радости вновь обрели крылья[298].
На второй или третий день достиг Удаяна своего царства и одну ночь отдыхал в доме у Руманвата. На следующее утро настало, наконец, великое торжество — царь со своей любимой вступил в Каушамби, все жители которой в страстном нетерпении устремили свои взоры на дорогу. Вычищенный и празднично украшенный женщинами, этот город сиял, словно жена при прибытии долгожданного мужа. И горожане, чьи страдания кончились, любовались царем ватсов и его супругой, как павлины любуются тучей, опоясанной молнией[299]. А жены горожан, выйдя на крыши домов, загородили своими лицами небо, так что казалось, что золотые лотосы расцвели по берегам небесного Ганга[300].
Затем Удаяна вместе с Васавадаттой, словно с богиней Шри, принесшей ему счастье, вошел в свой дворец. Заполненный вассальными царями, пришедшими выразить свою покорность, оглашаемый радостными гимнами придворных певцов, этот дворец как бы пробудился ото сна.
Вскоре явился брат Васавадатты Гопалака в сопровождении телохранителя и Пулиндаки. Царь встал со своего трона, чтобы приветствовать гостя, а Васавадатта с широко открытыми от счастья глазами встретила его приход как новую радость. Когда она увидела своего брата, то подумала: «Мне нечего стыдиться», — и тут же удержала слезы, готовые хлынуть из глаз. Уже раньше, узнав о послании отца, она воспряла духом, а теперь, когда приехал ее родственник, чувствовала себя совершенно счастливой.
На следующий день Гопалака, согласно положенным обрядам, устроил торжественную свадьбу Васавадатты и владыки ватсов. Когда Удаяна взял руку Васавадатты, казалось, что он коснулся прекрасного цветка, распустившегося на лиане любовной страсти. А у нее, как только она почувствовала прикосновение руки любимого, от блаженства закрылись глаза, затрепетали и покрылись испариной члены и поднялись все волоски на теле[301] и видно, в этот момент ее одна за другой пронзили стрелы из цветочного лука Бога любви: Стрела, лишающая чувств, и Стрела ветра, и Стрела воды[302]. Когда же она слева направо обходила священный огонь[303] и ее глаза стали темно-красными от дыма, можно было подумать, что какой-то хмельной напиток сделал ее еще более прекрасной.
Владыка ватсов наполнил свою сокровищницу драгоценными камнями, переданными ему Гопалакой, и подарками своих вассалов и поистине сравнялся теперь в богатстве с самим Раджараджей[304].
Когда свадьба закончилась, молодые супруги показались на глаза народу, а затем счастливые удалились в свои покои. По случаю своего торжества царь ватсов почтил Гопалаку и Пулиндаку собственным платьем и царскими тюрбанами и приказал Яугандхараяне и Руманвату щедро наградить всех вассальных царей и горожан.
Тогда сказал Яугандхараяна Руманвату: «Царь дал нам трудное поручение, ибо нелегко угадать желания народа. Даже один недовольный ребенок может возбудить сильный гнев. Послушай, например, друг, историю о Балавинаштаке.
Жил некогда один брахман по имени Рудрашарман, и были у него, когда он сделался домохозяином[305], две жены. Одна из них, родив ему сына, умерла, и тогда он поручил этого сына заботам мачехи. Когда сын немного подрос, мачеха стала давать ему дурную пищу, и от этого тело мальчика стало серого цвета, а живот раздулся. «Как же ты не досмотрела за моим сыном, который остался без матери?» — спросил тогда Рудрашарман у своей второй жены. «Что же мне с Ним делать? — отвечала она мужу. — Сколько я о нем ни забочусь, как ни усердствую, он все больше таким становится». — «Видно, на самом деле такова его природа», — подумал брахман. Ибо кто не поверит лживым и коварным речам женщин! Так и стали в отцовском доме называть этого мальчика Балавинаштакой, потому что он казался мальчиком-калекой[306].
«Моя мачеха все время обижает меня; будет справедливо, если я ей как-нибудь отомщу», — так подумал про себя этот Балавинаштака, который, как это ни странно, был очень умен, хотя ему едва минуло пять лет. И вот однажды, когда его отец возвратился с царского двора, он прошептал ему украдкой: «Отец, а у меня два отца». Мальчик стал повторять это каждый день, и тогда его отец, подозревая, что у жены есть любовник, прекратил с ней всякое общение. Она же подумала: «Отчего гневается на меня супруг, хотя нет за мной никакой вины? Не дело ли это рук Балавинаштаки?» Она заботливо умыла Балавинаштаку, дала ему вкусной еды и, посадив к себе на колени, спросила: «Сынок, не ты ли сделал так, что твой отец Рудрашарман сердится на меня?» В ответ мальчик сказал своей мачехе: «Я не буду тебе больше вредить, если и ты перестанешь с сегодняшнего дня меня мучить. О своих детях ты заботишься, почему же меня все время обижаешь?» Услышав это, она дала ому клятву, что больше не будет так поступать, и смиренно попросила помирить с мужем. Тогда мальчик сказал ей: «Когда отец вернется, пусть какая-нибудь из твоих служанок подаст ему зеркало. Остальное я беру на себя». Мачеха согласилась, и, как только Рудрашарман пришел домой, служанка по ее приказанию дала ему посмотреться в зеркало. В тот же момент мальчик, указывая на отражение в зеркале, проговорил: «Отец, вот мой второй отец». Услышав это, Рудрашарман избавился от подозрений и с этих пор стал ласков со своей супругой, которую винил без вины.
298
Намек на известную древнеиндийскую легенду, согласно которой горы некогда перелетали по воздуху с места на место, пока Индра не отсек им крылья.
302
Каждая из пяти стрел цветочного лука бога любви имела свое мистическое название; эти названия любили перечислять индийские поэты.
303
Один из составных элементов брачного обряда. Вообще же обхождение слева направо (так что тот, кого обходят, все время остается по правую руку обходящего) — непременное условие традиционного индийского церемониала уважения и почитания.
305