Наследник престола не уходил от Фудзицубо, тогда она была вынуждена сказать ему:
— Я всё-таки поеду. Отец приехал за мной и, наверное, очень беспокоится. Я буду носить траур в течение нескольких дней и в начале следующего месяца ночью потихоньку возвращусь к вам.
— Вот это прекрасно. Но обещай каждую ночь непременно приезжать во дворец, как придворные дамы, состоящие на службе. Если ты не будешь приезжать, я подумаю, что ты меня не любишь, и рассержусь, — потребовал наследник. С этим он покинул покои наложницы.
Масаёри ждал дочь, и Фудзицубо сразу же выехала с ним из крепости. В поезде было двадцать экипажей, их сопровождало сорок взрослых слуг, восемь подростков и две служанки, чистившие нужники. Сам Масаёри и три его старших сына, важные сановники, ехали в экипажах, остальные господа, во главе с Цурэдзуми, ехали верхом, и не было ни одного придворного четвёртого или пятого рангов, сколько-нибудь известного в то время, который не входил бы в свиту. О чиновниках шестого ранга говорить не приходится. Все шествие открывали передовые. Когда процессия приблизилась к южной лестнице западного флигеля (того самого, где проживал второй советник министра Судзуси), второй и третий сыновья министра, Мородзуми и Сукэдзуми, поставили переносью занавески, сам министр и его старший сын Тададзуми подняли занавеси в экипаже и вынесли Фудзицубо. Все остальные господа стояли вокруг экипажа <…>. Одежды, лицо, дивный аромат, которым благоухало её платье, — всё было несказанно прекрасно. В экипаже рядом с ней были Соо и Хёэ. Наложницу наследника ждали с вечера жена Масаёри, госпожа Дзидзюдэн и другие сёстры. Жена Судзуси проводила Фудзицубо в свои собственные покои. Встретив сестру, она хотела сразу же уйти, но на некоторое время задержалась. Масаёри со старшими сыновьями расположились в южных передних покоях, а остальные господа расселись на веранде.
Светало.
— Я сам мог бы и не ехать за тобой, но у тебя так много злейших врагов, что я боялся: а вдруг в пути какой-нибудь негодяй… — сказал Масаёри. — Наследник престола никак не выходил от тебя, и я начал беспокоиться.
— Все другие наложницы разъехались, и наследник престола никак не хотел давать мне разрешения, — рассказывала дочь. — Я уже так его умоляла, что он наконец согласился.
— В прошлый раз я хотел поторопить тебя с отъездом, и наследник очень рассердился, поэтому сегодня, боясь, как бы не вышло неприятности, я ждал тебя, не говоря ни слова, — продолжал Масаёри.
— Как это всё мучительно! — вздохнула его жена. — С осени позапрошлого года, когда ты отправилась во дворец, я тебя не видела. Если бы не роды, ты бы никогда сюда не приезжала. Ну, кто же там у тебя — мальчик или девочка? Покажи-ка живот.
— Пока разобрать трудно, — засмеялась дочь.
— Наследник престола не любит отпускать своих жён, — сказала Дзидзюдэн. — И государь раньше никак не позволял Мне покидать дворец, но потом стал разрешать.
— Я всё-таки хочу взглянуть. — С этими словами жена Масаёри подняла платье дочери и осмотрела её живот. — Я думаю, что и на этот раз будет мальчик.
— А где же мои сыновья? — спросила Фудзицубо. — Я хочу их поскорее увидеть.
— <…> Молодой господин очень вырос. А младший стал говорить невнятно, я не знаю, что и думать, — рассказывала мать.
— Я велю ему, чтобы он так не говорил. А почему это вас тревожит?
Наступило утро. Фудзицубо стала рассматривать покои. Не надо говорить, как роскошно они были убраны. Поскольку прежняя госпожа покинула жилище, оставив всё на своих местах, то к приезду наложницы лишь постелили новые ковры. В обстановке ни одной мелочи не было упущено. Только сама хозяйка переехала в другое место. Судзуси велел приделать к изящным китайским сундучкам из аквилярии замки и вместе с ключами передал сундуки Фудзицубо.
— С вашего позволения я хочу преподнесли их вам, — сказал он. — Этими сундучками мы пользовались, но такие же есть и там, куда мы переезжаем, вот я и подумал, что, может, оставить их здесь. Пожалуйста, примите их. Пусть их отнесут в бывшие комнаты моей жены. Там главное помещение, кажется, неказисто. Старый дом мы снесли, привезли из Фукиагэ всё необходимое и построили новый дом, удобный для житья. В этих западных покоях все вещи — из Фукиагэ, и многое здесь переделано.
— Вот оно как! — воскликнули в один голос жена Масаёри и госпожа Дзидзюдэн. — Вряд ли ещё где-нибудь можно увидеть такие прекрасные помещения <…>.
— В течение трёх дней после приезда госпожи надо всех угощать, — продолжал Судзуси.
Он приказал, чтобы еду готовили в восточных помещениях, и с помощью управляющих и своего деда устроил большой пир. Всем господам, и мужчинам и женщинам, преподнесли по девять подносов, низшим чинам, соответственно их рангу, по шесть и по четыре.
Тем временем архивариус принёс письмо от наследника престола, написанное на пурпурной бумаге и привязанное к ветке вишни. Фудзицубо развернула его и прочитала:
«Я очень беспокоюсь, как ты сейчас. Я не могу жить в разлуке с тобой и страшно упрекаю себя, что разрешил тебе покинуть дворец.
Как я буду жить дальше?»
— Давно я не видел его почерка, — сказал Масаёри и взял письмо. — Он теперь пишет превосходно.
Масаёри отослал письмо за занавесь госпоже Дзидзюдэн.
— Каллиграфия великолепна, похожа на руку Накатада, — сказала она.
— Наследник престола приказал Накатада написать образцы мужской и женской азбуки, и усердно копирует их. Но эти прописи генерал сделал уже давно, и наследник просит новые. Генерал всё мешкает, и наследник постоянно напоминает, чтобы он поторопился. «Изуми нас», — говорит он, — рассказала Фудзицубо.
— Я слышала, что он занимается каллиграфией, чтобы писать стихи. Так ли это? — спросила Дзидзюдэн.
— Наследник престола во всём, что ни возьми, выгодно отличается от большинства, — заметил Масаёри.
Он распорядился угостить посыльного и преподнести ему подарки.
Фудзицубо написала в ответ:
«На новом месте я чувствую себя очень беспокойно.
Не сравнить твоё сердце
С безмятежным цветком.
Почему ты тревогой объят,
Когда ветром
Даже траву не колышет?
Как грустно!»
Госпожа Дзидзюдэн предложила Фудзицубо провести три дня вместе с нею и их матерью. Братьев, которые сопровождали её при выезде из дворца, сменили другие, и они были очень обрадованы возможностью служить сестре. Вечером пришёл Судзуси в необычайно красивой одежде. Ему устроили сиденье на веранде. Один из младших сыновей Масаёри[139] поставил возле занавеси переносную занавеску и разложил подушки.
— Ты очень похож на своего покойного брата, — сказал Судзуси.
Сам же он выглядел благородно и был очень обаятельным, его манеры можно было сравнить только с утончённостью Накатада. Генерал был блистателен, но и Судзуси не уступал ему. Судзуси через юношу сказал Фудзицубо:
— Если бы я знал заранее, что вы посетите отчий дом, я бы всё приготовил для вашего визита. В этих неказистых комнатах проживаю я сам, и они хороши для такого человека, как я. Вы изволили неожиданно пожаловать сюда, это для меня большая честь, но жилище так запущено…
— Если эти покои полировать даже тысячу лет, вряд ли они засверкают ярче, чем сейчас, — ответила она.
Судзуси удалось уловить звук её голоса, и он сказал:
— Я бы понял вас и без посредника. Когда я являюсь во дворец, мне очень хочется послать вам письмо, но нет никого, кто бы мне в этом посодействовал. И потом я не уверен: ответите вы мне или нет.
— Странно, что, являясь во дворец, вы не осмеливаетесь обратиться ко мне, — ответила она. — Почему бы вам не попросить Акоги, если вы хотите мне что-либо передать?
— Мне всё время хочется говорить с вами, но только сегодня я удостоился вашего ответа! — воскликнул он.
На веранде показался принц Тадаясу, и Судзуси пришлось уйти.
Принц вошёл в покои и обратился к матери:
— Почему вы сидите здесь? Десятый принц спрашивает меня, где вы.
— Я сейчас разговариваю с редкой гостьей, — ответила она. — Подождите меня ещё немного.
— Это действительно редкая гостья, — согласился принц. — Я не хочу быть назойливым и не наношу ей визита, даже когда посещаю наследника престола. А поскольку убедился, что она никогда на письма мои не отвечает, то я их и не посылаю. Я слышал, что Фудзицубо должна пожаловать в родительский дом, но не мог написать ей. Ведь об этом говорится: «Не ждёт меня».[140]
Наступил вечер. Перед дамами поставили столики с едой, и слуги, один за другим, приносили полные подносы.
— Я буду навещать вас. Если что-то понадобится, обращайтесь ко мне, я всегда поблизости. — С этими словами принц вышел из покоев.
— Неужели то, что он сказал в пятидесятый день рождения Инумия и что так удивило меня, — правда? — произнесла жена Масаёри.
— Я ничего не знаю. Что же он сказал? — заинтересовалась Фудзицубо.
— Очень трудно приходится, когда твои сыновья молоды и ищут наслаждений. Это причиняет большие страдания в нашем мире, — ответила жена Масаёри. — Лучше умереть, чем видеть то, что противно, на что не хочется смотреть. Наш Тикадзуми[141] с детства казался странным и склонным к удовольствиям. <…> Он не мог входить в её покои,[142] но выбрал себе жену, и я думала, что теперь мне о нём волноваться не придётся. Но нет, к жене он больше не показывается, всё время бродит вокруг её покоев. Ничем не занимается и сам этим тяготится. Он говорит: «Я терпеть больше не в силах и ни о чём больше не думаю, но вот Накадзуми уже нарушил сыновний долг и ушёл из жизни раньше родителей, то говорить-то я говорю, да нельзя мне так поступить. Я хочу только просить будд и богов, чтобы они избавили меня от любви <…>». Ничего радостного и приятного я в своей жизни не вижу.
— Почему же Тикадзуми стал замышлять недоброе? — удивилась Фудзицубо. — Нехорошо, когда у человека появляются неподобающие мысли.
— Я ничего не знаю. Всё это меня очень пугает, — призналась госпожа. — Может быть, он любит кого-нибудь из своих младших сестёр?
— Какую же? — вступила в разговор госпожа Дзидзюдэн. — По-моему, он влюблён в Первую принцессу, жену Накатада.
— Нет! Этого не может быть, — возразила мать. — Я склонна думать, что он влюблён во Вторую принцессу. По-видимому, когда она жила в западном флигеле, он в просвет между занавесями подглядывал, как она с Первой принцессой играет в шашки. Но за столь долгое время он так привык к принцессе, что, надо думать, сердце его успокоится.[143]
— Первая принцесса очень скоро вышла замуж за Накатада, который тогда был императорским сопровождающим, — сказала Дзидзюдэн. — Из всех придворных государь особенно жалует его. И видя такие милости, мой брат, должно быть, думает: «Если к постороннему такое отношение, то ко мне бы…»
— Ах, не злите меня! — рассердилась мать. — Как можно ставить на одну доску моего сына и Накатада? Человека не определяют по его положению. Манеры, поведение — вот что ценится в людях. <…>
— Он умный человек, как же он мог такое сказать?[144] — удивилась Фудзицубо. — Всей душой отдаться пустым вещам, быть готовым из-за этого умереть — это ли поведение взрослого человека? Надо сказать ему, чтобы он хорошенько подумал. И обыкновенный человек может подняться до выдающихся людей.
— А меня вот беспокоит другое, — сказала Дзидзюдэн. — После смены одежд[145] я собираюсь возвратиться в императорский дворец и хотела бы взять с собой принцесс. Но как быть с ними, когда мне нужно будет идти на службу к государю? Думала оставить их у Первой принцессы, но согласится ли она? К тому же Вторую принцессу может увидеть Накатада. <…> Оставить здесь… — но у вас постоянно снуют молодые люди, точно спущенные с узды, плохо всё может кончиться. Даже думать об этом для меня мучительно. Ума не приложу, как поступить <…>.
— Ну, если ты боишься оставлять их у меня, — засмеялась её мать, — отправь к Первой принцессе. Из уважения к государю Накатада не выразит недовольства. Кроме того, если бы Вторая принцесса была гораздо лучше его жены, у тебя были бы основания для беспокойства.
— Ах, разве поймёшь, что у мужчин на сердце? Это и страшно, — вздохнула Дзидзюдэн. — Иногда я думаю, не определить ли её на службу во дворец, но эта мысль так меня тревожит! Наследник престола постоянно твердит о том, чтобы взять её в жёны. Он всё время посылает ей письма. А меня всё это только страшит. Ведь его мать — императрица, и он не очень хорошо воспитан…
Выла уже глубокая ночь, когда все разошлись по своим покоям.
138
Прим.5 гл. XVI:
Наследник использует образ стихотворения Ки Томонори, одного из тридцати шести гениев японской поэзии, из «Собрания старых и новых японских песен» (№ 84):
Нежно сияние небес,
Весенний день спокоен.
Почему же, объятые тревогой,
Осыпаются цветы вишни?
139
Прим.6 гл. XVI:
В тексте он обозначен как «Акокими». Вероятно, имеется в виду Тикадзуми или Юкидзуми, детские имена которых были соответственно Иэако и Мияако.
141
Прим.8 гл. XVI:
Тикадзуми — одиннадцатый сын Масаёри, но поскольку он рождён первой женой, то Коно Тама предполагает, что его имя употреблено здесь ошибочно и что вторая жена говорит здесь о своём сыне Сукэдзуми, третьем сыне Масаёри.
142
Прим.9 гл. XVI:
Непонятно, о ком идёт речь. Может быть, имеется в виду Вторая принцесса.
144
Прим.11 гл. XVI:
По мнению Коно Тама, непонятно, о ком идёт речь. Мията Ваитиро считает, что речь идёт о Тикадзуми.
145
Прим.12 гл. XVI:
Смена одежд — церемония проводилась два раза в году: в первый день четвёртого и десятого месяцев. Здесь подразумевается церемония четвёртого месяца.