— Наследник престола больше всего на свете любит ту, которая лишила меня покоя. <…> — шёпотом же отозвался Санэтада.
Сёкёдэн написала наследнику в ответ:
«С почтением прочитала Ваше письмо, очень Вам благодарна. Несчастье, которое меня постигло, столь ужасно, что я совершенно ошеломлена, и всё время провожу в горьких думах и стенаниях. В этих обстоятельствах Ваше письмо доставило мне радость и принесло некоторое утешение. Мой бедный отец день и ночь убивался обо мне. Что же теперь будет со мной?
О, если бы я могла показать отцу полученное сегодня письмо! На то, что Вы пишете о моих братьях, отвечу следующее. Они относились ко мне плохо, потому что во дворце со мной обращались не так, как должно. По этой причине они презирали меня, а я по ребячеству сердилась и досаждала им. Но сейчас для этого причин нет. Если же когда-нибудь случится так, что Вы меня забудете, Вы оскорбите память моего отца, и для Вас самого это будет постыдно».
Корэкосо возвратился к Фудзицубо и вручил ей ответ Санэтада, а когда возле неё никого не было, подробно рассказал о его состоянии и обо всём, что тот говорил. Корэкосо показал ей подаренную коробку. Когда Фудзицубо открывала её, она заметила стихотворение, написанное на обёртке, и передала архивариусу:
— Ты увидел это?
Коробка была наполнена золотом.
— Это не простой подарок, никому его не показывай. Когда-то Хёэ возвратила эту коробку Санэтада. Он долго хранил её и наконец подарил младшему брату. Эта коробка находилась при Санэтада? — спросила Фудзицубо.
— Нет, он принёс её из другого помещения, — ответил молодой человек.
Наследник престола решил сделать декоративный столик в виде диких зарослей бамбука. Из нитей для серебряных коробок сделали сетку, какую делают для серебряных мешочков для корма, и положили её на столик, сверху насыпали чёрных благовоний и всё утыкали побегами бамбука, сделанными из аквилярии. На каждое коленце бамбука наследник велел положить капельки ртути, как росу. Он послал столик Фудзицубо. В письме наследник писал:
«Вчера и позавчера был пост, поэтому я не писал тебе. Я послал письмо в дом покойного министра, семью которого хотел навестить и выразить соболезнование. Вот какой получил я ответ от госпожи Сёкёдэн.[158] Нельзя сказать, чтобы она отличалась рассудительностью, но так она теперь думает. Кроме того, очень жалко Пятую принцессу. Отрёкшийся от престола император уже в преклонном возрасте и очень печалится, что я не вспоминаю о его дочери, поэтому в ближайшее время я хочу призвать её к себе. Но боюсь — вдруг ты вообразишь, что я увлёкся ею? Эта мысль меня останавливает. Я хочу следовать твоим словам.[159] Столик я преподношу моим маленьким сыновьям.
С холодного ложа поднявшись,
Смотрю на восток,
Где небо еле светлеет.
Сердце сжимает печаль,
И незаметно старею…[160]
Хорошо ли ты отдыхаешь? Я ни днём, ни ночью не забываю тебя. После того, как ты уехала, я ни разу не мог заснуть.
Я думаю только о том, когда ты возвратишься».
Он вручил послание и столик Корэкосо.
Фудзицубо всё ещё находилась в покоях своего отца. Взглянув на столик, она воскликнула:
— Какие прекрасные побеги бамбука! — И стала по одной вынимать из чёрных благовоний палочки аквилярии.
Наследнику она написала:
«Благодарю Вас за Ваше письмо. Ответ Сёкёдэн действительно таков, как Вы считаете. Если Вы призовёте к себе Пятую принцессу, я буду только рада. Может быть, она подумает, что Вы приглашаете её по причине моего отсутствия, но надеюсь, у неё будет возможность изменить своё мнение. Я прекрасно Вас понимаю. Если отрёкшийся император очень беспокоится о своей дочери, так поскорее пошлите ей письмо.
Чуть забрезжит восток,
Вновь перед глазами встаёт
То утро,
Когда, плача,
Мы расставались.
А знаете ли Вы, что я думаю о росе?[162]
Разве только
На стебли бамбука
Слёз льётся река?
Всё платье моё
Мокро до нитки…»
— Архивариусу на этот раз вручите вот это, — распорядилась она. И Корэкосо наградили нижним платьем и вышитой шёлковой накидкой.
В доме Масаёри ничего интересного не происходило, всё было очень чинно. В первом восточном флигеле проживала четырнадцатая дочь со своим мужем, старшим ревизором Правой канцелярии, Суэфуса, во втором — одиннадцатый и двенадцатый сыновья министра: Тикадзуми, бывший одновременно архивариусом и младшим военачальником Личной императорской охраны, и Юкидзуми, глава Ведомства двора наследника престола, и прислуживающие дамы. Когда всё семейство Масаёри проживало у него в усадьбе, скучно не было, но после того, как все разъезжались, оживлённо бывало только во время визитов сыновей к отцу.
— Мне бы хотелось возвратиться в тот дом, где раньше жил Судзуси, — сказала Фудзицубо матери.
— Как можно жить одной в таком просторном доме! — воспротивилась та. — А вдруг все, кто был в тебя влюблён, узнают, что ты вернулась к нам, и сбегутся сюда? А если и не прибегут… Многие таят на тебя злобу, и всегда найдётся кто-нибудь, у кого появится желание очернить тебя. Это может привести к большим неприятностям. Хотя у нас и тесно, оставайся здесь.
— Кто сейчас вспоминает обо мне? — ответила Фудзицубо. — Давно, когда жила я здесь взаперти, кто-то, может быть, мною и интересовался: а вдруг она окажется самой обычной Девицей? Но после того, как я возвысилась и низкие люди распустили про меня гадкие сплетни, меня только презирают и ненавидят.
— Если кто-нибудь из бывших влюблённых и объявится, всё равно выдающихся людей между ними не найдётся,[163] — сказал советник Сукэдзуми.
— А вдруг будут и выдающиеся? — возразила сестра.
— Нет, такого быть не может, — сказал Масаёри. — Когда и я сам, и влюблённые подвергались из-за тебя немилости, это только служило мне к чести <…>. Много говорили и так, и эдак, но вспоминая о том времени, я всё больше убеждаюсь, что это было время процветания. Всё-таки нам нужно быть осмотрительными, чтобы не давать повода к пересудам.
— Кто же обо мне плохо говорит? — спросила Фудзицубо. — Если обращать внимание на всех сплетников, нельзя и шагу ступить. Я слышала, что Санэтада по-настоящему несчастен. Недавно я послала ему письмо, он был очень обрадован и ответил мне: «Сейчас я собираюсь уйти в глухие горы и принять монашество». Если бы такую верность проявлял не человек, а какая-нибудь бессмысленная тварь, и к ней чувствовали бы расположение.
Всём её слова показались странными.
— Кроме нашей семьи, все Санэтада очень жалеют, — промолвил Тададзуми. — Прекрасно, что и ты относишься к нему с сочувствием.
— Совсем нет, — ответила она. — Просто среди всех, кто когда-то меня любил, один он до сих пор меня не забыл. Кого ещё можно назвать? Акоги и другие прислужницы часто писали ему коротенькие ответы.
— Многие продолжают любить тебя. Разве не так? — спросила её мать.
— Сейчас, кроме Санэтада, нет ни одного, — ответила Фудзицубо. — Никто не сохранил ко мне преданности. Мне говорили, что когда я начала свою ненадёжную службу во дворце, иные пришли в отчаяние, кто-то ушёл в монахи. Как горько мне было такое слышать! Лучше бы я вышла замуж за того, кто глубоко любил меня! Только об этом нельзя говорить. Кроме того, часто мне бывает очень тяжело, тоска охватывает меня,[164] — заливалась она слезами.
157
Прим.24 гл. XVI:
Смысл стихотворения состоит в том, что отец, скорбя о дочери и не имея таким образом возможности полностью отрешиться от нашего мира, не может достичь просветления и стать буддой.
158
Прим.25 гл. XVI:
По-видимому, в послание к Фудзицубо было вложено письмо Сёёдэн к наследнику.
161
Прим.28 гл. XVI:
Почти все слова в этом стихотворении употреблены в двух значениях: