— Что за коварное сердце было у этой женщины! — ужаснулся Накатада. — Мне об этом рассказывал и Масаёри. А пояс, явившийся причиной ваших бед, теперь находится у меня. Ваш батюшка, собираясь удалиться от мира, раздумывал, кому бы отдать то, что он предполагал завещать своему сыну, — и преподнёс пояс императору Сага, ныне отрёкшемуся от престола. Император Сага передал его нашему государю, а в прошлом году, в двенадцатом месяце, за чтение перед государем я получил его в награду. Это действительно сокровище, подобного которому в мире не сыщешь! Но как горько слышать всё то, что с этим поясом связано!
— Из-за этого пояса мне и пришлось испытать несчастья.
— Поскольку вы не покинули этого мира, пояс должен принадлежать вам. Я хочу вернуть его вам, — заявил Накатала.
— Для чего он мне? — возразил Тадакосо. — Разве дозволено монаху носить такую роскошь? Мне это грозит различными осложнениями. Лучше оставьте его у себя.
— Но хотя бы взгляните, тот ли это пояс! — И Накатада велел принести его.
Увидев пояс, Тадакосо горько заплакал.
— Я видел это украшение, когда мой покойный отец надевал его, собираясь на дворцовый пир, — промолвил он.
— Однажды я посетил Мидзуноо, — начал рассказывать Накатада, — где ныне живёт принявший монашество младший военачальник Личной императорской охраны Накаёри. Он был вместе с нами на празднике в Касуга. Все остальные, кто в то время был в таком же чине, что и он, теперь дослужились до высоких постов, я получил высокий чин, кто-то стал главным архивариусом. Я уже подумываю подавать в отставку.
Когда Тадакосо служил в императорском дворце, он играл перед государем на музыкальных инструментах, и государь часто вспоминал об этом с радостным волнением.[226]
Рассвело, и они опять пошли к принцессе. Генерал послал распоряжение в домашнюю управу приготовить трапезу с особенным старанием, и перед Тадакосо поставили столики с удивительными яствами.
Узнав, что Первая принцесса больна, Канэмаса явился к ней с визитом. Жена Масаёри,[227] он сам и Накатада поспешно вышли ему навстречу и проводили в дом. Между гостем и Масаёри начался разговор.
— Я узнал, что госпожа больна, и пришёл справиться о её здоровье, — начал Канэмаса.
— Я тоже поспешил сюда, услышав об этом, — сказал Масаёри. — Мне говорили о её недомогании некоторое время назад, но до сих пор как будто не было ничего тревожного. И вдруг я узнаю, что приглашали святого отца, и я испугался. Признаков болезни и нет-то, собственно, но вдруг начинаются судороги. Она ничего не ест. Может быть, это всё от жары? Сейчас, в эту ужасную жару, все мучаются. Я и сам уже давно никуда не хожу, даже во дворец.
— И я давно там не был, — ответил Канэмаса. — Приближается отречение нашего государя… Моя дочь должна была отправиться к наследнику престола, но от жары очень ослабла, и я ни на мгновение не отходил от неё. Наконец вчера она смогла поехать во дворец. А тут мне говорят, что больна Первая принцесса, я очень встревожился и пришёл к вам.
Слуги внесли фрукты, и господа продолжали разговор за едой.
— Когда-то, в такую же жару, я навестил вас в павильоне для уженья, и мы стреляли в скопу, — вспомнил Канэмаса. — Оба мы благополучно дожили до сего дня.
— Хорошо бы и сегодня заняться тем же самым, — промолвил Масаёри, — особенно утром, когда прохладно.
— Действительно ли государь решил отречься от престола? — спросил гость.
— Я слышал, что церемония назначена на восьмой месяц, но определённо ещё не знаю. Дворец, в котором государь будет жить после отречения, почти готов, и велено поспешить с окончанием работ.
— У вас, должно быть, много хлопот, — вздохнул Канэмаса. — Пожалуйста, если что-нибудь нужно от меня, только прикажите.
Масаёри подозревал, что Канэмаса хочет что-то выведать у него, но оба продолжали разговаривать вполне дружелюбно. Накатада распорядился принести вина.
— Если бы Первая принцесса не была больна, то я бы пригласил вас в оставшиеся дни этого месяца совершить прогулку в окрестности Огура,[228] — сказал Канэмаса.
— Мне было бы приятно посетить это место, — ответил Масаёри.
— Решено! — воскликнул Канэмаса. — В конце месяца я повезу вас туда. С тех пор, как вы были там, многое изменилось. Выкопали глубокие пруды, и рыбы развелось очень много. В саду течёт река. В дом всегда заходят торговцы. Мне хотелось бы вам всё это показать. И деревья очень разрослись — весной и осенью необычайно красивое зрелище!
Вскоре Канэмаса покинул министра.
В западных комнатах этого же дома жила Вторая принцесса. Кормилица находилась при ней неотлучно, но и принц Тадаясу, которому мать поручила надзор за сестрой, оставался в её покоях днём и ночью. Тикадзуми всё время ломал голову, как бы дать знать принцессе о себе. Несмотря на присутствие принца, он попытался через прислуживающую даму передать письмецо, но Тадаясу разгневался и сделал даме выговор, после чего о передаче писем нечего было и думать. Влюблённые во Вторую принцессу молодые люди всё время пытались уговорить ту или иную даму передать ей незаметно послание. Тикадзуми дарил прислуживающей даме по прозванию Тюнагон множество драгоценностей и умолял провести его тайком к любимой, но такой возможности не представлялось. Многие молодые люди только и ждали удобного случая, чтобы пробраться ко Второй принцессе; особенно настойчиво Пятый принц уговаривал дам помочь ему.
Услышав об этом,[229] Накатада понял, почему его жена плохо себя чувствовала.
— Ты утаивала настоящую причину, хотя была уверена, и заставила меня тревожиться, — выговаривал он принцессе, — Мне крайне неприятно, что ты до такой степени не доверяешь мне. В тот день я, устав от службы во дворце, пришёл за тобой в покои Фудзицубо, но ты отвечала мне в высшей степени невежливо и домой идти не захотела. Наверное, потому, что Фудзицубо мечтает о провозглашении сына наследником престола, она велела приготовить мне комнату, но ты ко мне так и не вышла и меня просто прогнала. Много я навидался от тебя такого, что забыть невозможно. Когда ты музицировала в сумерках с Фудзицубо, я, стоя за занавесью, слушал вас, и слышал совсем близко, как Фудзицубо сказала: «‹…›». — Он говорил ещё очень долго, затем сменил тему: — Мой отец хочет пригласить тебя в Кацура. В течение нескольких дней ты сможешь насладиться прохладой. Возьми с собой твоих братьев и сестёр.
— Я плохо себя чувствую и никуда ехать не хочу.
— Не надо так нервничать, — успокаивал её Накатада.
Было решено, что в девятнадцатый день они поедут в Кацура.
Тадакосо, пробыв у них десять дней, собрался уходить.
— Как мы условились, обязательно поедем с вами в Мидзуноо, — сказал ему на прощание Накатада. — Пожалуйста, не забывайте меня и приходите сюда. И я буду навещать вас.
227
Прим.31 гл. XVII:
Здесь, по-видимому, ошибочно упомянута жена Масаёри вместо его сыновей. В тексте «Нихон котэн дзэнсю» говорится только о Масаёри и Накатада.
229
Прим.33 гл. XVII:
Текст, по-видимому, испорчен. Непонятно, кто сообщил Накатада о беременности принцессы.