Фудзицубо ответила сестре:
«Благодарю за письмо. Если то, о чём ты пишешь, пройдёт удачно и я возвращусь во дворец, меня там ждут одни только хлопоты. Вокруг этого дела бушуют страсти, и я не могу не думать с горечью, что все находятся в страшном заблуждении».
Седьмая дочь левого министра, жена Тадатоси, в последний день седьмого месяца родила. Она ещё полностью не оправилась после родов, но всё же послала гонца с поздравлением к Фудзицубо.
Пришло поздравление от Судзуси:
«Я должен был бы сам явиться и лично поздравить Вас, но сейчас жена моя нездорова, и нет никого, на кого я мог бы её оставить. Я поистине очень рад, что Вы наконец стали высочайшей наложницей, чего я давно уже ждал и всё время спрашивал себя: «Так когда же? Когда же?» Если Вы в связи с этим захотите преподнести поздравления главной распорядительнице Отделения дворцовых прислужниц и другим дамам, то извольте только приказать — подготовку подарков я возьму на себя».
Фудзицубо ему ответила:
«Письмо получила, благодарю Вас. Вы пишете, что Ваша жена больна, — как она себя сейчас чувствует? Я совершенно ничего об этом не знала. Вы давно ждали с нетерпением моего назначения, вот время и подошло. Как быть с кормилицами, нужно ли сделать им подарки? Если да, то прошу Вас распорядиться немедленно».
Пришло письмо от Первой принцессы:
«В последнее время чувствовала себя отвратительно и даже головы не могла поднять, поэтому и не писала тебе, а тем временем узнала новость, которая меня очень обрадовала и всем нам служит к чести. Но радуясь, мы должны, однако, не забывать теперь о другом деле. Накатада говорил мне: „Императрица-мать строит разные планы, но я к этому всему не причастен. Если кто-нибудь подумает, что я в них замешан, мне будет очень неприятно". Он очень беспокоится».
Фудзицубо написала в ответ:
«Ты была нездорова, и мне нужно было бы навестить тебя, но я так этого и не сделала… Благодарю тебя за беспокойство обо мне, думаю, всё окончится, как кончается с цветами вишни: быстро они облетают и скоро их забывают. Мне кажется, что Накатада кривит душой, но спасибо и за то, что он так говорит».
После разговора с матерью жена Тадамаса почувствовала ко всему отвращение, она, не разговаривая ни с родителями, ни с сёстрами, днём и ночью оставалась погруженной в свои думы, стенала и плакала. Всё стало ей безразлично. Она не произносила ни одного слова. Тадамаса любил жену беспредельно, но она не могла утешиться.
После того, как одиннадцатая дочь Масаёри, выйдя замуж за принца Хёбукё, стала жить отдельно, она с Фудзицубо не могла встречаться. Поэтому Фудзицубо настойчиво приглашала её, чтобы поговорить по душам о том, что произошло за тот долгий период. Но жена принца всё ещё к ней не приезжала.
Через несколько дней вечером в покоях Фудзицубо собрались её мать, сёстры, братья. Все были одеты в красивые платья на подкладке и вышитые шёлковые накидки. От первого министра пришли за женой, но она ответила, что эту ночь проведёт здесь. Никогда ничего подобного не бывало, и министр, крайне удивлённый её ответом, сам явился за женой.
— Сейчас здесь много народу, свободного места нет, и увидеться с тобой я не могу. Возвращайся домой. Я вернусь через два-три дня, — сказала ему из-за занавеси жена.
— Никогда я не слышал от тебя таких странных речей, — воскликнул министр. — Як этому не привык. Не поверив посыльному, я прибыл сюда сам. Почему ты разговариваешь со мной, как с посторонним? Выйди сейчас же ко мне.
— Выйди к нему, — стала уговаривать дочь жена Масаёри. — Нельзя быть такой несговорчивой с мужем.
— Я не могу простить, что он мне ничего не рассказал о происках императрицы. О, я несчастная! — ответила та.
Для министра разложили подушки на веранде, и к нему вышли Тададзуми, Сукэдзуми и Мородзуми. «В покоях, куда вы собрались войти, сейчас много народу», — стали извиняться они.
В то время, как сыновья Масаёри хлопотали вокруг первого министра, императрица-мать думала: «Как же мне добиться своего?» Она холила и лелеяла свою дочь, как жемчужину. Даже варвар, женатый на богине счастья Китидзётэн,[270] был бы тронут красотой этой принцессы и начал бы посыпать ей письма, одно за другим, а первый министр отговаривался болезнью и к императрице-матери не показывался. «Если боги и будды сделали меня матерью страны,[271] то вряд ли мои желания не сбудутся», — думала императрица.
Когда-то она взяла на воспитание малолетнего сына дяди, старшего брата своей матери, который умер молодым, дослужившись только до советника сайсё и второго военачальника Личной императорской охраны. Он в своё время сопровождал Тадамаса в поисках младшего брата.[272] Сейчас воспитанник был заместителем правителя одной из провинций, служил во дворце и слыл у императора незаменимым человеком. Он был умён и справедлив. К Тадамаса он относился, как подобает родственнику. Написав письмо, императрица-мать велела заместителю правителя провинции отнести его министру.
— Не доверяй этого письма никому, — наказала она. — Спрячь за пазуху и отнеси первому министру. Со слугами его не передавай, а вручи министру в собственные руки. Разведай, действительно ли он болен, как пишет, и доложи мне.
Заместитель правителя провинции с письмом отправился к министру. Проезжая мимо усадьбы Масаёри, он увидел, что к северу от восточных ворот стоял экипаж и толпились сопровождающие первого министра. Решив, что и сам министр находится здесь, он остановил экипаж и вошёл в усадьбу. Тадамаса с сыновьями Масаёри находились в это время на веранде. Заместитель правителя провинции велел доложить о своём приезде и направился к дому, не дожидаясь, пока к нему выйдут навстречу. Он подошёл к лестнице и сразу же заметил Тадамаса. «Как же так? Он сидит здесь, а пишет, что болен», — подумал заместитель правителя провинции, но ничего не сказал. Дамы за занавесями забеспокоились и хотели узнать, в чём дело.
— Пожаловал заместитель правителя провинции, — передал Тададзуми первому министру.
— Что тебе угодно? — спросил пришедшего Тадамаса.
— Я пришёл от императрицы-матери. Она велела мне передать вам в собственные руки вот это, — заместитель правителя провинции вытащил из-за пазухи письмо, написанное на бумаге из провинции Муцу, и через Тикадзуми передал Тадамаса.
«Вот оно!» — переговаривались между собой дамы за занавесями. Жена Тадамаса позеленела, как трава.
— Императрица-мать зовёт сегодня ночью Тадамаса к себе, чтобы отнять его у меня, — горько заплакала она и упала ничком на пол. Сёстры её смотрели на неё с жалостью.
Министр с мрачным видом взял письмо и прочитал:
«У меня к тебе важное дело, и я много раз писала тебе, чтобы ты пришёл ко мне, но ты всё время отвечаешь, что болен. Мне говорят, что это не так, — может быть, ты уже выздоровел? Если ты совершенно оправился, приди хотя бы ненадолго. Я не столь важная персона, и меня все презирают, но родители мне постоянно твердили: „До конца жизни советуйся с братьями”. Кому же ещё могу я откровенно рассказать о моих многочисленных печалях? Обязательно приди».
Читая письмо, Тадамаса и представить не мог, что задумала императрица, он полагал, что речь по-прежнему идёт об объявлении наследника престола. Прочитав письмо, он сказал себе: «Если я после этого не явлюсь…» — но идти во дворец не хотел. Однако жена его, лежавшая на полу за занавесью, тотчас поняла, что речь идёт о женитьбе, и решила: «Это расставание навеки». Она зарыдала ещё громче. Министр ответил императрице:
«Письмо Ваше получил, благодарю. Всё это время, по-видимому из-за бери-бери, я совсем не могу ни стоять, ни ходить. Жена моя, которая в течение долгого времени ухаживала за мной, отправилась в отчий дом и неожиданно заболела. Мне сообщили, что положение её серьёзно, и возможно, нужно ждать худшего. Я должен был её увидеть, и даже не приготовив как следует экипажа, приехал сюда. К чему напоминать мне о покойных родителях? Во всех делах я стараюсь быть Вам полезным. Как только смогу немного ходить, я сразу же приду к Вам».