Выбрать главу

— Вы не должны уходить. И она стала всячески его задерживать, даже рассказала ему о сне, предвещающем недоброе, который видела одна из прислуживающих ей дам. Было очевидно, что это только уловки, чтобы задержать Тикагэ. Министру было не по себе, но он остался у вдовы на второй день, потом на третий.

Когда на четвёртый день он собрался уходить, госпожа воскликнула:

— Ах, я видела сон, который запрещает уходить из дому сегодня![181]

Но Тикагэ заявил, что должен быть у императора, и спешно удалился.

Прибыв домой, Тикагэ почувствовал облегчение. Он сел за стол и воскликнул:

— Как странно! Здесь мне всё вкусно, а на Первом проспекте мне ничего нейдёт в рот.

— Несмотря на ваши слова, думаю, что и там готовят очень вкусно, — отозвался на это Тадакосо.

— Ведь говорят: «К чему нефритовая башня?»[182] — это как раз обо мне, — ответил ему отец.

Он приказал постелить себе в комнате покойной жены.

— А сегодня вечером вы не собираетесь быть на Первом проспекте? — спросил его Тадакосо.

— Холодна постель, где с ней —

Позабыть её смогу ли? —

Спал я много лет назад…

Всё же мне милее здесь,

Чем в чужих домах, лежать. —

С этими словами Тикагэ лёг в постель. Тадакосо произнёс:

— Один в пустом доме

На ложе, мокром от слёз,

Всю ночь не спит малолеток.

Брезжит тусклый рассвет…

В доме каком ночует отец?[183]

Долго после того Тикагэ на Первом проспекте не появлялся. Тадакосо же время от времени заходил к Акокими, и мачеха его, госпожа из северных покоев, глядела с завистью на молодых людей, пылая страстью к министру, на которую отклика не было. Она посылала ему язвительные письма, но желанных ответов от Тикагэ не получала.

* * *

В праздник пятого дня пятого месяца[184] госпожа из северных покоев приготовила для угощения редкие блюда. «Может быть, он придёт сегодня», — думала. Никого из своих слуг госпожа не угощала. Долго ждала она, но в этот день пришёл только Тадакосо.

«Ещё лучше… Сын отцу замена», — решила вдова и приказала вынести юноше столик с яствами. Написав стихотворение, она привязала его к маленькому ирису и положила возле палочек для еды:

«Душистый ирис растёт

У полноводной реки.

Уразумей наконец —

От моих горьких слёз

Разбухла эта река»[185].

Ошеломлённо глядел Тадакосо на это послание. «Не хочет ли дама настроить батюшку против меня?» — думал он. Кроме того, ему было просто жалко отца. Юноша написал вдове ответ:

«Неудержимо стремятся

Волны к ирисам ярким,

Что собою украсили берег.

О, как нестерпимо больно

Мне думать об этом[186].

Как был бы я рад услышать от Вас что-то другое!»

Злобой вспыхнуло сердце госпожи из северных покоев, когда она прочитала это письмо: «Как смеет он стыдить меня! Чем мне отплатить ему? Как отомстить?» Долго она ломала голову и в конце концов решилась на обман.

У правого министра был пояс, который передавался в его роду из поколения в поколение и которым все восхищались[187]. Он надел этот пояс, когда отправился в императорский дворец на пир, и оставил на Первом проспекте. Госпожа из северных покоев спрятала его и подняла переполох: пропал, мол, пояс! Тикагэ донельзя встревожился. Он творил заклинания, чтобы найти пропажу.

— Ведь этот пояс хранился в нашей семье пять или шесть поколений, а я его потерял, — повторял он сокрушённо. — Я надевал его на праздник великого вкушения риса[188], а потом в этом году на дворцовый пир[189]. Когда я появился в нём на празднике великого вкушения риса, государь обратил на него внимание и сказал мне: «Если бы ты отдал мне этот пояс, я уступил бы тебе свой престол!» Я раздумывал, не преподнести ли его государю, но решил оставить у себя. И вот теперь, к моему несчастью, он потерян!

Госпожа из северных покоев, желая внушить министру, что пояс украл Тадакосо, позвала к себе одного бездельника, заядлого игрока, находившегося в то время в очень стеснённом положении, и сказала ему:

— Слушай меня внимательно. Я тебе отдам всё, что у меня есть, если ты выполнишь в точности то, о чём я тебя попрошу, хоть это и нелегко.

— Я сделаю всё, как бы ни было это трудно, — ответил игрок.

Вдова велела принести пояс и десять с лишним штук шёлка.

— Возьми этот пояс, — сказала она, — и отправляйся в императорский дворец, когда там будет правый министр. Пройди в Императорский архив[190] и скажи, что хочешь продать этот пояс. Цену назначь полторы тысячи связок по тысяче медяков[191]. Если тебя начнут расспрашивать, откуда у тебя такая вещь, никому ничего не отвечай, только правому министру скажи так: «Это всё сделал Тадакосо, я тут ни при чём. Я взял пояс, чтобы найти покупателя, но желающих приобрести его нет, вот я и принёс сюда».

Игрок склонил голову, но к подаркам не прикасался. Тогда, потирая руки[192], госпожа стала предлагать пятьдесят с лишним штук шёлка.

— Это очень мало, но от чистого сердца. Потом я тебе дам ещё, — уговаривала она его.

Наконец игрок согласился и ушёл, думая про себя: «Дело-то плёвое!»

Бездельник отправился в императорский дворец, когда там находился правый министр и много других вельмож и принцев. Тадакосо тоже был возле императора. Игрок прошёл в Императорский архив и сказан хранителю личных вещей императора, что принёс кое-что на продажу. Архивариусом в то время был Аривара Сигэиэ, пользовавшийся всеобщим доверием.

— Откуда у вас такая редкость? — воскликнул он в крайнем изумлении. — Много я перевидал прекрасных вещей, но такой мне видеть не приходилось. Пояс очень похож на тот, который на дворцовом пиру был на правом министре. Неужели это он и есть?

К ним подошёл помощник военачальника Левой дворцовой стражи и сказал:

— Ну-ка, ну-ка! Когда государь увидел это сокровище, он попросил министра: «Дай-ка мне его», но тот отказался, ответив, что его семья владеет этой вещью уже в течение нескольких поколений, а потом добавил, что если у него, Тикагэ, не будет детей, то он преподнесёт его государю. А теперь эта редкость должна перейти к Тадакосо.

— Так или иначе, я покажу пояс государю, — решил Сигэиэ и, поднеся его императору, доложил, что вещь продаётся.

— Да ведь это собственность министра Тикагэ! — удивился император. — Как же мне на него не гневаться! Когда-то я попросил у него подарить мне этот пояс, и он ответил, что отдаст мне его в том случае, если у него не будет детей. Так он берёг его для продажи, что ли? Странно!

Он велел позвать министра к себе.

— Что же ты продаёшь то, чем так дорожил когда-то? — спросил он со смехом.

Министр был ошеломлён и пустился в объяснения, что, мол, этот пояс был украден в двенадцатый день второго месяца из дома покойного министра Тадацунэ, и чтобы его отыскать, он дал множество обетов богам и буддам. Взяв находку, Тикагэ отправился в караульню Левой дворцовой стражи и стал допрашивать игрока, а тот, после настойчивых расспросов и угроз, рассказал всё так, как научила его вдова. Когда министр это услышал, ум его помутился. Он ничего не мог понять. «Нет, этого не может быть», — твердил про себя Тикагэ, но в то же время думал, что никто, кроме Тадакосо, сделать этого не мог, и тогда говорить было не о чём. «Не надо больше об этом расспрашивать», — решил министр и, велев, чтобы игрока больше не задерживали, ушёл из дворца. Тикагэ позвал бездельника к себе в дом.

вернуться

181

Прим.10 гл. II:

В древней Японии существовала сложная система запретов перемещений в пространстве, связанная с верой в Срединного бога (Накагами или Тэнъитидзин), который проводит сорок четыре дня на земле, перемещаясь по направлениям восьми стран света, и шестнадцать дней на небе. Считалось опасным для людей двигаться в том направлении, где находился бог, поэтому в такие дни предписывалось или вовсе не покидать дома, или для изменения направления изобретали разнообразные кружные пути с ночёвкой в чужих домах. Является ли день благоприятным для путешествий или нет, определялось гадальщиками по системе взаимодействия космических сил инъ-ян (см. примеч. 27 к данной главе).

вернуться

182

Прим.11 гл. II:

Герой цитирует начало стихотворения Ки Цураюки из «Шести тетрадей старых и новых японских песен» («Кокин вака рокудзё», составлен во второй половине X в.): «К чему мне нефритовая башня? С тобой я бы с радостью спал даже в зарослях хмеля» (6 свиток).

вернуться

183

Прим.12 гл. II:

Здесь мы следуем тексту «Нихон котэн дзэнсё» и комментариям Мията Ваитиро. Относительно текста, опубликованного в «Нихон котэн бунгаку тайкэй», Конно Тама отмечает, что он не поддаётся расшифровке.

вернуться

184

Прим.13 гл. II:

Праздник пятого дня пятого месяца — танго, один из сезонных праздников. Назывался также «праздником ириса». По поверьям, аромат ириса (аямэ) и полыни отгонял злых духов, поэтому в начале пятого месяца императорские дворцы и частные дома украшались этими растениями, а в день праздника царили друг другу мешочки кусудама, наполненные ароматическими составами из этих растений.

вернуться

185

Прим.14 гл. II:

Вдова намекает на свою неразделённую любовь к молодому человеку.

вернуться

186

Прим.15 гл. II:

В ответном стихотворении образы переосмыслены: под ирисами подразумевается вдова, к которой стремится множество мужчин (волны).

вернуться

187

Прим.16 гл. II:

Речь идёт о принадлежности парадного костюма — поясе, богато украшенном драгоценными камнями.

вернуться

188

Прим.17 гл. II:

Великое вкушение риса — первый после восшествия императора на престол праздник вкушения риса.

вернуться

189

Прим.18 гл. II:

Около двадцатого дня первого месяца во дворце Дзидзюдэн проводился дворцовый пир (найэн), на котором женщинами исполнялась музыка и устраивался поэтический турнир. Пиры найэн известны с начала IX в.

вернуться

190

Прим.19 гл. II:

Императорский архив (Куродо-докоро) был учреждён в начале IX в. Первоначально в ведении архивариусов находились ценные рукописи и императорские рескрипты, но вскоре они стали ведать всеми дворцовыми делами, гардеробом и столом императора.

вернуться

191

Прим.20 гл. II:

Медные монеты с отверстием посредине нанизывались на соломенную бечёвку. 1000 монет равнялись 1 кан (ок. 3,75 кг).

вернуться

192

Прим.21 гл. II:

Потирая руки — жест, означающий просьбу.