— Я столкнулась с тем, что видеть нестерпимо больно. Мне показалось, что нет уже смысла жить. Поэтому я и решила не смотреть на это более.
— Что же всё-таки произошло? — спросила мать.
— Верно, меня перед ним оговорили. После пиршества по поводу соревнования в стрельбе из лука он, вернувшись домой, не находит покоя ни днём, ни ночью. Думаю, что он жаждет встретиться с какой-то женщиной, а на меня ему смотреть противно. Поэтому я и ушла, чтобы не показываться ему на глаза.
— Сделай вид, что ничего не замечаешь, и иди к нему, — плача, убеждала её мать.
Поддавшись на её уговоры, дочь пошла к мужу. А Тадаясу принялся расспрашивать жену, почему Накаёри целыми днями сидит дома.
Когда жена Накаёри вошла к себе в комнату, муж её по-прежнему лежал в постели.
— Почему ты не приходила до сих пор? — спросил он.
— Я не хотела раздражать тебя.
— Без тебя я так страдаю. Иди же скорее ко мне, — сказал Накаёри. И она легла рядом с ним.
На следующее утро Тадаясу прошёл в покои зятя.
— Ты и сегодня остаёшься дома, — сказал он. — Наверное, ты думаешь, что тебя все забыли. Очень хотелось бы помочь тебе, но не знаю, в чём дело. Мне очень досадно, что не могу быть тебе полезным.
— Я глубоко тронут, — поблагодарил тестя Накаёри. — Я не думаю, что все меня забыли. Несколько дней назад я почувствовал себя плохо. Такого со мной ещё никогда не было. Поэтому я решил не ходить на службу и остаться дома.
— Что же с тобой произошло? — поинтересовался Тадаясу.
— Сам не знаю. Когда я был у левого генерала на пиршестве по поводу победы в стрельбе из лука, хозяин дома всё время подносил мне чаши с вином, и я выпил слишком много. Наверное, от этого я и заболел.
— Я тебе очень сочувствую, — покачал головой Тадаясу. — Нет ничего хуже такого похмелья.
Он отправился к дочери и сказал ей:
— Накаёри нездоров. Утешь его как-нибудь. Его очень жалко ‹…›.
Жена же видела, что Накаёри не в себе, и думала: «Как это Горько!» Обмакнув кисть в тушечницу, она написала красивым почерком:
«В этой жизни у знала,
Что такое жестокое сердце.
Но в рожденьях других
Сбудутся или нет
Наши клятвы о вечной любви?»
Она скомкала листок и оставила его лежать на столе.
Прочитав стихотворение, Накаёри подумал: «Горе мне! Я живу, как во сне, питаю бесплодные думы, несбыточные мечты. Теперь жена уверена, что у меня жестокое сердце. А если бы это была другая женщина, не жена, которая любила меня столько лет…» Его охватила глубокая печаль, и он обратился к жене:
— С древности так повелось:
Если любящих двое
Дали в верности клятвы друг другу,
Всю жизнь проживут они вместе
И вместе умрут.
Я страдаю, как никогда раньше. Прости меня, если я был холоден с тобой.
В этот вечер они легли спать вместе.
В усадьбе генерала Масаёри шла подготовка к подношению отрёкшемуся от престола императору Сага молодых трав[331], которое должно было состояться в день крысы, приходившийся на двадцать седьмой день. В церемонии собирались принять участие все члены семейства — и мужчины, и женщины. Все сделали заранее самым великолепным образом.
Выезд был устроен необыкновенно красиво. Со взрослыми ехали дети и внуки. Было приготовлено шесть экипажей, украшенных цветными нитками, четырнадцать — украшенных листьями пальмы арека, пять — для молоденьких прислужниц, делающих причёску унаи, и пять — для прислужниц низшего ранга. Впереди шествовали двенадцать чиновников четвёртого ранга, сорок — пятого ранга, бесчисленное множество чиновников шестого ранга. В свите были все зятья Масаёри. Музыкантов было не счесть, танцовщики и молодые господа изумляли толпу своими роскошными одеждами. В шести экипажах, украшенных цветными нитками, которые были окружены пешими сопровождающими, ехали вторая жена Масаёри и молодые госпожи; в двух экипажах, украшенных листьями пальмы, — прислуживающие дамы, далее — прислужницы низших рангов, все садились в экипажи по нескольку человек. В экипажи для слуг должны были садиться по четыре прислужницы. Взрослых было сорок человек, детей — двадцать, слуг низших рангов — десять. Все были одеты великолепно. У двадцати человек взрослых на красное платье было надето верхнее платье красного цвета с чёрным отливом, у других двадцати поверх красного платья было платье красного цвета с чёрным отливом на голубой подкладке или платье из узорчатого шёлка, окрашенного травами. Все юные служанки, делающие причёску унаи, были одеты в зелёные одежды и в накидки красного цвета с чёрным отливом, в штаны и одежды из лощёного шёлка — о цвете я и не говорю. Прислужницы низших рангов были в одеждах, окрашенных травами, в одеждах цвета коры кипарисовика и в белых на розовой подкладке. Танцовщики выглядели прекрасно и были в таких же роскошных нарядах. ‹…› Об этом Масаёри позаботился прежде всего, но из-за множества дел оказалось, что старики не получили столь красивых платьев, как молодые. Низкие души, они плакали и злились на Масаёри, не сознавая, что выглядят отвратительно. Но в конце концов, когда все приготовления были закончены, Масаёри велел и им что-то пожаловать. Столики и подносы — обо всём ром Масаёри подумал сам, всё было великолепно.
Приглашая знаменитых музыкантов для участия в празднике, Масаёри не забыл и Накаёри. Тот в это время был в доме Тадаясу, он так и лежал в постели, возвратившись с пиршества по поводу победы в стрельбе из лука, и ничем не интересовался.
331
Прим.29 гл. IV:
В седьмой день первого месяца в императорском дворце устраивался «праздник молодых трав»: из семи свежих трав варили похлёбку, которая, по поверьям, отгоняла злых духов, насылающих болезни, и подносили императору. В данном отрывке, однако, речь идёт о подобной церемонии, которая проводилась во второй день крысы во дворце отрёкшегося от престола императора Сага.