«Кровавые слёзы мои
Широкой рекой разлились.
И кипит эта влага
От огня, что в груди
Никак не уймётся» —
Накадзуми сложил листок с этим стихотворением и, улучив момент, положил ей его за пазуху. Не желая, чтобы письмо упало на пол, Атэмия взяла его в руку и встала. Накадзуми при этом лишился сознания и не дышал.
«Какое горе, что самый любимый сын нас покидает!.. — сокрушались родители. — Но вдруг из-за траура придётся отложить въезд Атэмия во дворец, к чему мы так стремились, преодолевая множество препятствий, что тогда?[649] Если сейчас она не въедет во дворец, этого, может быть, нам уже не увидеть никогда». Они находились в страшном смятении. «Нужно сохранять спокойствие, пока не будем никому ничего говорить», — решили они наконец. Все в семье снаряжали экипажи, делая вид, что ничего не знают о несчастье. Усадьба Масаёри была охвачена смятением и тревогой.
Советник Санэтада, услышав, что Атэмия въедет к наследнику престола, впал в беспамятство, и дом министра наполнился криками и беспокойством.
Среди всех сановников и принцев, которые убивались и скорбели об Атэмия, только Судзуси и Накатада, несмотря на глубокую печаль, думали с твёрдостью в сердце: «Мир непостоянен. Сегодня она въезжает во дворец, но не надо думать, что мы её больше не увидим». Они решили даже сопровождать её.
Накаёри также надолго слёг и находился в угнетённом состоянии духа, но он уже давно решил: «Мне обязательно нужно сопровождать Атэмия во дворец наследника. Я не пропускал ни одного, даже незначительного, праздника а доме Масаёри, и сейчас не могу не присутствовать при таком важном событии. В том, что я влюбился не по чину, только моя вина!» Он повторял себе всё это неоднократно и отправился в усадьбу к генералу.
Наконец всё было готово к отъезду, у ворот стояли экипажи, и Масаёри объявил, что настало время пускаться в путь.
Услышав об этом, Накадзуми стал синим, как краска из Пекче, и лежал без движения. Родители возносили богам молитвы, но всё было напрасно. Атэмия подумала: «Какой шум поднимется в связи с болезнью Накадзуми! Многие мужчины только и стремятся к тому, чтобы я не въехала к наследнику, и если они узнают, что я отвечаю брату…» Но она очень жалела Накадзуми, и, не показывая виду, что получила от него записку, Атэмия написала брату письмо:
«Расстаюсь я сегодня с тобой.
Разве иссякнут слёзы,
Что водопадом струятся?
Но знай, в предстоящих мирах
Опять сестрой тебе буду.
Почему ты думаешь только об одном? Видя, как ты страдаешь, я чувствую такую тяжесть на сердце и не знаю, что мне делать».
Она отдала письмо Хёэ и велела отнести брату.
— Ваша матушка, батюшка и все господа постоянно там находятся. Императорский сопровождающий уже и говорить не может, — ответила Хёэ.
— Тем более, отнеси, — сказала Атэмия.
Хёэ, улучив подходящий момент, пошла туда. ‹…›
Вторая жена сказала Масаёри:
— Может быть, Накадзуми овладел мстительный дух какой-нибудь женщины? Надо немедленно что-то предпринять.
Генерал написал письмо святому отцу Тадакосо, и тот сразу же прибыл в усадьбу. Когда он подошёл к комнате больного, мать и сёстры покинули Накадзуми. Хёэ, улучив тут момент, вложила в руку Накадзуми, лежавшего без сознания, письмо и написала пальцем на его руке: «Это письмо от моей госпожи». И Накадзуми, который был уже совсем при смерти, попросил немного горячей воды.
— Вот проявление чудодейственной силы Тадакосо, — воскликнул генерал, возликовав.
Увидев, что Накадзуми открыл глаза, Масаёри подумал: «Хоть отъезд Атэмия назначен на завтра, надо это сделать сегодня же вечером». Генерал встал и в сопровождении господ вышел из комнаты. Тогда Накадзуми прочитал письмо Атэмия и слабо прошептал:
— (…)
Всеобщая радость была беспредельна.
Наконец из усадьбы Масаёри отправилось двадцать экипажей: шесть, украшенных нитками, десять позолоченных, два для молоденьких служанок, делающих причёску унаи, два для прочих служанок. Впереди шествовали тридцать человек четвёртого ранга, тридцать человек пятого ранга и бесчисленное множество слуг шестого ранга; все они были очень красивы. Когда поезд прибыл во дворец, Атэмия сразу же доставили к наследнику престола. Свита её покинула дворец.
Вскоре после этого Накаёри явился к госпоже Моку. Он долго не мог произнести ни слова и только плакал, наконец сказал:
— До сих пор, к моему удовольствию, генерал относился ко мне милостиво, но по прихоти судьбы я, ничтожный, влюбился не по чину и так страдал, что, думал, не доживу до сего дня. Я влачил своё существование, мечтая хотя бы сопровождать её к наследнику престола. Сегодня мы видимся с вами в последний раз. О, какое несчастье!
Всему сегодня конец!
И плач мой
Летит к облакам,
И горькие слёзы
Кровавят мне платье.
Он ничего больше не прибавил, только плакал и горевал без конца.
— Как это горько! — вздохнула Моку. — Я видела, как всё это время вы, питая надежды, старались добиться любви госпожи, но сейчас, когда она въехала во дворец к наследнику, всё стало бесполезным. Ах, не вы один в таком положении. Я знаю, что и многие другие находятся в отчаянии.
Не только у вас
Платье в пятнах багровых.
Многим сегодня
Своих слёз горючих
Никак не унять.
Накаёри ничего не отвечал, только плакал и стенал. Он покинул усадьбу Масаёри и сразу же принял постриг.
Не было ни одной ночи, чтобы Атэмия не входила в опочивальню наследника престола, и не было ни одного дня, чтобы он не появился в её покоях. Она была очень искусна, и наследник часто музицировал вместе с ней.
В то время во дворце наследника служили Пятая принцесса[650], сестра второй жены Масаёри, рождённая императрицей-матерью; дочь левого министра Минамото Суэакира, проживающая во дворце Отражённого света Сёёдэн; старшая дочь правого министра Тадамаса; Насицубо, старшая дочь правого генерала Канэмаса; третья дочь советника Масаакира. Среди них Пятая принцесса и Насицубо, дочь Канэмаса, пользовались особой благосклонностью наследника, но и другие не были обделены его вниманием, и тольку одну, Сёёдэн, которая была и стара, и лицом нехороша, он не любил. Ни у кого не было такого плохого характера, как у этой дамы. И детей у неё всё ещё не было. Теперь же наследник все ночи стал проводить с Атэмия, и если время от времени других дам призывали к нему, он совсем не спешил появиться у себя в опочивальне и до поздней ночи занимался музицированием с Атэмия.
На утро второго дня после въезда Атэмия к наследнику он сказал ей:
— О, если бы ночью,
Когда наконец-то
Тебя я дождался,
Весенний туман
Скрыл вход в Грот небесный![651]
Она сделала вид, что спит, и ничего ему не ответила.
…Прошло некоторое время, и она забеременела.
Как-то Масаёри пришёл в покои Атэмия, и наследник престола велел позвать его к себе. Когда тот явился, он спросил:
— Почему Накадзуми так долго не появляется во дворце?
— Он очень болен и не может прийти во дворец. Я заказываю службы всем буддам и богам, но надежд у меня не осталось, — ответил генерал.
— Как это прискорбно! — воскликнул наследник. — Я ждал, что он проявит себя на службе. Санэтада тоже очень болен. Странно: что вдруг случилось с такими подающими надежды молодыми людьми?
Наступил новый год. На двадцатый день второго месяца пришёлся первый в году день обезьяны, и дамы, служащие во дворце наследника престола, готовили в своих покоях разнообразные угощения для бдения ночью[652]. Атэмия уже давно хотела угостить фруктами придворных и телохранителей наследника престола, и решив, что бдение — прекрасный для этого повод, поручила отцу всё приготовить. Для наследника было приготовлено тридцать серебряных подносов тончайшей резьбы, покрытых позолотой, которые поставили на золотые столики. Утварь была из золота, скатерти — из нескольких слоёв тонкого шёлка с цветочным узором. Было приготовлено пятьдесят коробок для еды из кипарисовика и пятьдесят из простых пород дерева. Коробки из кипарисовика изготовляли супруги наследника престола, а простые Масаёри поручил сделать своим управляющим. Для угощения из усадьбы генерала доставили в десяти коробах из кипарисовика четыре коку риса. На десять столиков из магнолии с ножками из чёрной хурмы поставили круглые деревянные блюда в один сяку и три сун, на которых были красиво уложены горой свежая снедь, сушёная снедь, рыба и моллюски. На столики из магнолии с ножками из османтуса поставили десять бочонков, в которые вмещается один коку вина. Было приготовлено тридцать связок по тысяче медяков для ставок в игре в шашки. На десяти столиках с письменными принадлежностями лежали стопки разноцветной бумаги. В блюдах на ножках и на столиках из цезальпинии лежала бумага, сделанная из коры бересклета, синяя бумага, бумага цвета сосновой хвои, кисти для письма — это было приготовлено для победителей в шашки. В качестве наград были приготовлены женские наряды, штаны из белого полотна.
649
Прим.5 гл. X:
По воззрениям древних японцев, соприкосновение со смертью считалось скверной, и после погребения родственники покойного должны были соблюдать строгое воздержание, не выходя из дому и никого не принимая. Кроме того, родственники покойного должны были носить траур, в частности, по брату срок траура был установлен в три месяца. Таким образом, Масаёри, в случае смерти Накадзуми, должен был бы отложить замужество дочери.
650
Прим.6 гл. X:
Пятая принцесса — в предыдущей главе она называлась Четвёртой принцессой. В тексте под редакцией Мията Ваитиро везде «Четвёртая принцесса».
651
Прим.7 гл. X:
По-видимому, принц имеет в виду миф об уходе в Небесный грот богини Солнца Аматэрасу, в результате чего мир погрузился во мрак.