— Аминь! — ответили крестьяне.
— Итак, братья, беритесь за оружие, и господь да поможет нам исполнить желаемое! — воскликнул отец.
— К оружию, к оружию! — откликнулись все присутствующие.
— Пусть каждый поклянется, что не предаст нас туркам, — и за дело! — продолжал мой отец. Он вынул из-за пазухи икону и деревянный крест и подал их священнику со словами:
— Благослови, отче!
Священник взял икону и крест, поцеловал их и произнес:
— Господи, услышь молитвы наши, услышь желания паши, услышь плач детей наших и защити нас крылом своим! Пресвятая богородица, моли пресвятого сына своего, да укрепит десницы наши и да поможет нам победить неверных агарян и всех безбожников и врагов православной нашей веры. Матерь божия, ты сама потеряла пречистого сына своего, распятого на кресте за род свой. Помоги же нам достигнуть славы земли своей и сокруши врагов наших. Избавь род наш от поругания и бесчестия! Да воскреснет Болгария, как воскрес сын твой, и да расточатся враги ее!
— Аминь! — воскликнули все.
Вся наша дружина поклялась быть верной-сговорной[68], все поцеловали крест Христов и образ пречистой девы Марии — и мы приступили к делу.
10
В спасов день, утром, пришли к нам в город наши сельские выборные. Мы отправились с ними в церковь, помолились богу, потом пошли в конак, к окружному начальнику. Увидев так много народа, он перепугался, стал спрашивать, зачем да почему мы пришли. Мой отец вышел вперед и сказал:
— Мы пришли для того, чтобы добиться своих прав и зажить тихо, мирно. Отведи нас в Видин, а коли понадобится, и в Царьград. Мы хотим просить правительство, чтоб оно нам дало права. Так больше жить невозможно… Мы не скот, а люди, и хотим жить по-человечески. Наши болгары, сколько ни заработают, все отдают туркам и грекам, а сами сидят без хлеба и соли, ходят голые и босые. С этим пора покончить. Поэтому просим тебя: отведи нас в Видин; мы объясним паше, чего хотим.
— Вы, как я вижу, идете против султана и его правительства, — сказал окружной начальник.
— Ничего ты не видишь, — возразил священник. — Мы и не думаем бунтовать против султана и его правительства, а хотим только, чтобы у нас в стране правда была и бедняков не грабили. Хотим, чтобы налоги снизили и чтоб турки нас не обижали; больше нам ничего не надо.
— Чтоб воинского выкупа не платить, подомового налога не платить, десятины с овец не платить, — послышались голоса.
— Нет, ребята, мы согласны платить и воинский выкуп, и подомовый налог, и десятину с овец, только меньше, — сказал священник.
— А лучше бы не платить совсем, — сказал отец по-болгарски, так что окружной начальник не понял.
— Совсем не платить, совсем… И турок и греков — вон! Пускай идут, откуда пришли… Мы их живыми не оставим, пусть они только попробуют взять у нас деньги и хлеб наш есть! — закричали крестьяне.
— Тише, тише, успокойтесь, — сказал священник. — Ты, Никола, что народ смущаешь? Крестьяне тебя любят; они за тобой и в огонь и в воду. Так ты должен свою власть на добро, а не на зло употреблять.
— Зачем же мы здесь собрались? — возразил отец. — Ежели для того, чтобы на начальника полюбоваться, так я вам не товарищ. А коли для дела, так надо прямо говорить, зачем пришли!
— Прямо, прямо. Скажи начальнику, Никола, зачем мы пришли, — закричала толпа.
Отец вышел вперед, скрестил руки на груди и начал:
— Прежде всего скажу тебе, каймакам[69], что ты должен отдать нам ключи от крепости. Второе — то, что ты должен отправиться в Видин, к паше, и рассказать ему, чего мы хотим. Третье — прикажи солдатам не трогаться с места до тех пор, пока ты не получишь из Царьграда ответ на наше прошение, которое мы уже послали. Видинскому паше скажи, что мы просим прислать нам другого каймакама, а владыке — чтоб он больше носа не показывал у нас в городе, если хочет остаться жив. Вот все, что мы хотели тебе сказать… Так что подай ключи и отправляйся в Видии. Времени терять нечего.
— Вы бунтовщики! Вы просто взбесились! Я прикажу солдатам, — они вас в порошок сотрут. Сейчас же по домам, или плохо будет!
68