Сказав все это, он поднатужился и изо всех сил топнул обеими ногами.
— Как бы там ни было, Гунь действительно существует. Семь лет назад я собственными глазами видел у подножья гор Куньлунь, как он любовался цветами дикой сливы.
— Значит, вышла ошибка с его именем, наверное, его зовут не Гунь — «рыба», а Жэнь — «человек»! Но уж что касается Юя, то это несомненно насекомое. У меня есть масса доказательств, подтверждающих, что такого человека в природе не существует, и я готов представить их на суд общественности.
С этими словами он энергично поднялся с места, вытащил кривой нож, срезал кожу с пяти больших сосен, сделал клей, размочив оставшиеся от трапезы хлебные крошки, добавил туда угольный порошок и стал покрывать стволы сосен мельчайшими знаками «головастикового письма», доказывавшими небытие А-юя. На это у него ушло без малого четыре недели. Правда, желавшие взглянуть на его труд должны были внести по десять молодых листьев вяза, с тех же, что жили на плотах, взималось по раковине свежих водорослей.
Но поскольку все равно кругом была вода — ни тебе охотой заняться, ни землю пахать, у всех оставшихся в живых свободного времени было вдосталь, так что любопытных отыскалось очень много. Три дня толпились люди под соснами, то и дело вздыхая — одни от восхищения, другие от усталости, но на четвертые сутки какой-то провинциал наконец заговорил; это было в полдень, когда ученый мир подкреплялся жареной лапшой.
— А ведь и вправду бывает, что человека зовут А-юй, — сказал провинциал. — К тому же слово «юй» вовсе не значит «насекомое», просто мы, деревенские, неправильно его пишем. Господа же пишут немного по-другому, и тогда оно значит «большая макака».[336]
— Значит, человека называют б-б-большой макакой? — угрожающе воскликнул ученый-заика, подскочив с места и наскоро проглотив непрожеванную порцию теста; нос его при этом побагровел.
— Да, называют; бывает, что и Собачкой или Кошечкой назовут.
— Господин Птицеглав,[337] вам не стоит вступать с ним в полемику. — Ученый с посохом отложил в сторону хлеб и встал между спорящими. — Деревенские — народ глупый.
Тут он обернулся к провинциалу и прогремел:
— А ну, давай сюда свою родословную, я докажу, что и твои предки не могли похвалиться умом.
— А у меня никогда не было родословной!
— Тьфу, вот из-за таких пентюхов, как ты, в наших исследованиях нельзя добиться точных результатов!
— Но з-здесь родословная и не нужна, моя наука не может ошибаться, — выпалил еще более разгневанный Птицеглав. — В свое время многие ученые писали мне в поддержку моей теории, все эти письма при мне…
— Ну уж, нет, здесь без родословной не обойтись…
— Но у меня действительно нет родословной, — сказал «пентюх». — К тому же время сейчас смутное, с транспортом плохо. Собрать такие доказательства, как одобрительные письма ваших друзей, ничуть не легче, чем построить храм в ракушке. По-моему, доказательство налицо: вас величают Птицеглав — не значит ли это, что вы на самом деле голова птицы, а не человек?
— Ах, так! — От возмущения у господина Птицеглава побагровели даже мочки ушей. — Ты смеешь оскорблять меня? Он сказал, что я не человек! Требую, чтобы ты вместе со мной явился к его милости Гао Яо[338] на судебное разбирательство. Если я действительно не человек, я готов принять высшую меру наказания: пусть мне отрубят голову. Понял?! Но если правда на моей стороне, тебе придется ответить за клевету. А теперь не трогайся с места, пока я не доем лапшу.
— Господин, — ответил провинциал бесстрастно, не повышая голоса. — Вы же человек ученый, должны бы знать, что полдень уже наступил и что у других людей тоже подводит животы. Беда в том, что желудки глупцов и мудрецов устроены одинаково: они требуют пищи. Вы уж простите великодушно, я пойду наловлю водорослей, а когда вы подадите свою челобитную, явлюсь в суд.
С этими словами он вскочил на плот, достал рыболовный сачок и неторопливо поплыл вдаль, зачерпывая водяные травы. Зеваки постепенно разошлись; господин Птицеглав, с пылающими ушами и багровым кончиком носа, вновь принялся за поджаренную лапшу; ученый с посохом досадливо качал головой.
Но чем все-таки был Юй, насекомым или человеком, так и осталось загадкой.
336
Большая макака. — Иероглиф, которым записывается слово «большая обезьяна», напоминает внешне иероглиф, которым пишется имя Юй.
337
Господин Птицеглав. — Ученого-заику зовут Птицеглав (Няо-тоу); это еще один намек на Гу Цзе-гана: фамильный знак «гу» легко распадается на два более простых, древние значения которых «птица» и «голова».