В конце 30-х годов «некоторые молодые люди начали носить перстни и кольцы даже сверх перчаток, как во времена Рима, клонившегося к падению, Рима женоподобного»{46}.
Ревнители этикета заклеймили позором эту моду. «Мы советуем им, просим их, чтобы они оставили перстни и кольцы женщинам и стражам Серальским; одно только кольцо воспоминанья или союза может носить мужчина и то не сверх перчатки»{47}.
Светский молодой человек должен знать, как пользоваться перчатками. «Зимою носит он из бобровой кожи, весною лайковые, а летом из сырцового батисту; для балов употребляются только лощеные, белые носят одни женатые»{48}.
«Перчатки чтоб у вас были всегда чисты, хоть и немножко разорваны — это ничего, напротив, это даже bоn genre[74]; но главное, чтоб перчатки с трудом всползали на вашу руку и держали ее словно в тисках»{49}.
К сожалению, и в мемуарных источниках первой половины XIX века, и в руководствах по этикету крайне редко упоминаются какие-либо правила ношения перчаток. Однако их без труда можно восстановить, обратившись к пособиям по хорошему тону, изданным позже.
«Перчатки непременно следует одевать до выхода из дома, — как одевать их, так и завязывать ленты шляпы на улице неприлично.
Входя в гостиную с визитом, они должны быть непременно одеты на обеих руках и снимать их во время посещения нельзя»{50}.
«Мужчины входят с шляпою в левой руке; перчатки должны быть безукоризненной свежести и плотно застегнуты на все пуговицы…
Если перчатка лопнула, не снимайте ее и не смущайтесь нисколько такой безделицей, но, в предупреждение неприятности носить весь вечер рваную перчатку, советуем брать в карман запасную пару свежих перчаток, заранее растянутых на машинке. Вы их наденете, конечно, где-нибудь в отдаленной комнате, без свидетелей»{51}.
«Неизящно одевать утром светлые лайковые перчатки, а еще хуже донашивать запачканные накануне на вечере или на балу»{52}.
«Не полагается снимать перчатки гостям, когда их обносят прохладительными напитками»{53}.
«Люди, принадлежащие к хорошему обществу, не выходят из дома без перчаток.
Во время визитов перчатки не снимаются или, если их почему-нибудь снимут, то тотчас же надевают снова.
Ходить дома в перчатках чересчур изысканно и похоже на аффектацию; но в приемные дни, вечером, это необходимо и очень принято днем.
Когда обедают в гостях, перчатки снимают, уже севши за стол, прежде чем развернуть салфетку, и кладут их в карман…
Не надо надевать перчаток тотчас после десерта, потому это будет похоже на понуждение хозяйке дома вставать из-за стола. Но их надевают снова, пришедши в гостиную…
За чаем и ужином остаются в перчатках. То же самое предписывается для холодных закусок и великих столов, за которые садятся в шляпах.
Ни под каким предлогом танцевать без перчаток не допускается, даже без одной перчатки, — как мужчинам, так и дамам. Первые имеют, впрочем, более льгот, чем мы; они могут иногда снять перчатку с левой руки, но только во время визитов или для курения; для танцев же никогда»{54}.
А. В. Богданович 23 января 1890 года запишет в дневнике: «Государь на последнем балу остался недоволен некоторыми офицерами, которые после ужина начали танцевать без перчаток»{55}.
Правила хорошего тона отнюдь не сводились к правилам ношения перчаток. Отдавая должное хорошим манерам и «салонным талантам», светское общество предъявляло к молодым людям более высокие требования.
Я. И. Булгаков в письмах к сыновьям неустанно дает советы, как быть приятным в обществе, и в то же время говорит о важности образования, об умении преодолевать трудности. «Поздравляю с аглинским учителем, — пишет он Константину. — Не теряй время: все выученное везде во всяком месте и во всяком случае пригодится. Ежели бы сделалось какое несчастие (которое случается и с королями, как с Лудовиком XVI), то ты в себе самом найдешь ресурс и пропитание или языками, или музыкою, или рисованием; а ежели ничего сего не будет — пропал»{56}.
О самом старике Булгакове современник писал: «Трудолюбие — отличительное его качество. Говорят, что он не может ни минуты оставаться праздным: не пишет, так читает»{57}. Примечательны слова блестящего флигель-адъютанта Александра I: «Я слышал, что мои завистники основывают торжество свое на том, что по возвращении моем в Петербург я не буду более занимать места, подобного тому какое теперь, но глупцы сии не знают, что у меня есть друг, есть книги, воспоминания и перо, которым я умею владеть»{58}. Действительно, когда бывший любимец Александра I генерал А. И. Михайловский-Данилевский «остался не у дел», он «провел три года в совершенном уединении» в нижегородском имении. Там он написал свои мемуары о заграничных походах, которые получили признание современников.