Впрочем есть столько естественных средств для укрощения или умерения телесных пожеланий. Кому неизвестны болеутолительные свойства четырех родов прохладительных семян. То же действие бывает от слабых приемов опиума, от камфары, селитры и от разжижающих слабительных{40}.
Глава V
«Люди за столам менее, нежели где-либо, боятся черта, и, несмотря на это, они здесь удивительно суеверны»{1}
Муха, попавшая в кушанье или питье, предвещает подарок…
Обедать должно благословяся, а кто сего не делает, с тем диавол, невидимо беседуя, пьет и ест вместе…
Скатерть не должно, отужинавши, оставлять с корками на столе; ибо есть ли оных наедятся мыши, то у всех ужинавших или почернеют, или гнить будут зубы…
Скатертью и салфеткою не должно утирать рук, дабы не пристала заусеница… Соль, просыпанная нечаянно, предзнаменует ссору и брань. В отвращение чего нужно велеть себя кому-нибудь выбранить или ударить по лбу щелчком…
Уголь, попавший в кушанье, есть знак подарка{2}.
Есть суеверия общепринятые, как то: 13 человек за столом, или 3 зажженные свечи в комнате предвещают покойника{3}.
Не станем доискиваться происхождения нелепого предрассудка, что будто число тринадцать всегда приносит несчастье, а когда случится за столом сидеть тринадцати человекам, то это знак, что один из них умрет в продолжение года{4}.
Графиня Салтыкова, закадычный друг г-же Бенкендорф, обошлась со мною как с родным. Я был удостоен ее особым расположением, но вместе с тем мне приходилось нередко сносить ее капризы. Эта дама была очень своеобразна и суеверна. Она не терпела духов, никогда не садилась за стол, если было 13 собеседников, немилосердно прогоняла из-за стола того, кто имел неосторожность просыпать соль. Однажды, когда я был напомажен помадой, которая пахла гелиотропом, она прогнала меня, сделав мне громогласно выговор; другой раз я был лишен обеда за то, что пришел тринадцатым{5}.
Во время большого стола у одной старой, суеверной и злой барыни человек, принимая со стола блюдо, задел по неосторожности им за солонку и рассыпал соль. Барыня побледнела и бросила гневный взор на бедного слугу; но тот, идучи с блюдом, толкнул будто нарочно локтем стоявшую позади его на столике против зеркала вазу — и ваза и зеркало разбились вдребезги. Госпожа перекрестилась и сказала ему: «Ну, счастлив! А то б дала я тебе знать!» Известен предрассудок суеверов, что если рассыплется за столом соль и в то же время нечаянно что-нибудь разобьется, то не будет никакой беды{6}.
Туркул был отъявленный противник суеверия. Когда графы Браницкие, Владислав и Александр, в сороковых годах приезжали по делам в Петербург, министр часто обедал у них. Особенностью этих обедов было то, что в сервировке соединено было все, что в популярном веровании разных народностей считается дурным предзнаменованием: тринадцать человек за столом, три свечи, опрокинутая солонка, ножи и вилки, сложенные крестом. Это всех забавляло, и Туркул первый шутил над страшной символикой, которая однако ж ни у кого не отнимала аппетита{7}.
Точно также опрокинутая солонка заставляла бледнеть моего отца, и сколько раз эти солонки летали у нас со стола — летом в окно, зимою в форточку, как бы для того, чтобы разрушить силу предвещания; тринадцати человек у нас за столом никогда не садилось{8}.
За столом ему пришлось сесть подле Веры Николаевны. Молодая хозяйка была внимательна к своему соседу, но сосед был отчаянно неловок он беспрестанно ронял что-нибудь и краснел. Когда начали пить здоровье Веры Николаевны, князь Петр взял в руки бокал, хотел встать и как студент уронил все на пол: бокал разбился в мелкие куски; шампанское все пролилось на платье Веры.