Мать моя, отправив Александру Евграфовну с ответом, что тотчас сойдет, и, не понимая, каким образом она могла быть для графини защитой от грозы, начала поспешно одеваться. «Maman, возьми меня с собой!» — закричала я, соскочив с постели. Мать согласилась. Это было обыкновенное последствие просьб моих. В спальне графини мы нашли всех дам, пребывающих тогда в Братцове. В канделябрах горели все свечи, ставни окон были крепко затворены. Среди комнаты, обитой штофом, устланной шелковым ковром, стояла, на стеклянных ножках, кровать, тяжелая шелковая занавесь которой была продета у потолка в толстое стеклянное кольцо. На этой, таким образом, по возможности изолированной, кровати лежала графиня, на шелковом одеяле, в шелковом платье, с шелковой повязкой на глазах, вскрикивала при каждом громовом ударе и в промежутках повторяла умоляющим голосом: «Говорите, говорите, что вам угодно; только ради Бога говорите!»
Это была для меня сцена вовсе неожиданная и странная до невероятности. Приученная отцом не бояться грозы и смотреть на нее, как на великолепное зрелище, я сидела возле матери в невыразимом удивлении и в самодовольном тайном сознании моей безбоязненности. Я глядела то на графиню, полубезумную от ужаса, то на окружающих ее. Княжна Хованская, прижавшись в угол, была также в незавидном состоянии духа. Ей тоже хотелось кричать при раскатах грома; но, из почтения к графине, она позволяла себе только слабый визг. При каждой грозе вся эта история повторялась. Возможность какой-нибудь опасности ужасала графиню до степени неимоверной. Она сама называла себя величайшей трусихой в мире и казалась очень довольна этим превосходством{12}.
За квартирой Григоровича, на угол 4-й линии, шла квартира профессора живописи Егорова… Когда я знала Егорова в Петербурге, он сам многого трусил: от грозы прятался между перин своей постели…{13}
Опасно ли звонить в колокола во время грозы?
Обыкновение звонить в колокола во время грозы совершенно бесполезная предосторожность. Движение, производимое в воздухе раскачиванием колокола, не может достигнуть до облаков; во всяком случае, если даже и допустить это, подобное движение не в состоянии уничтожить электричности, находящейся в облаках, ибо не может служить для нея проводником. Высокие колокольни скорее привлекают к себе громовой удар, нежели простая хижина поселянина. Кроме того, над шпицами колоколен всегда находятся кресты из железа или другого металла, имеющие противоположное действие с громовыми отводами: от этого самого церкви ни в каком случае не могут быть безопасными убежищами от грозы.
Во Франции, неоднократными распоряжениями полиции, в продолжение уже более тридцати лет, запрещено звонить в колокола во время грозы. В Journal de Paris, за август месяц 1807 года, рассказывают о Трульском (близ Тулузы) прихожанине Пужибе, человеке более набожном, нежели опытном, который, услыхав раскаты грома, побежал на колокольню и изо всей силы принялся звонить для отвращения грозы. Трульский мэр, знавший физику лучше Пужибе, поспешил в церковь, чтобы прекратить звон; но было уже поздно: несчастный Пужибе лежал на полу, пораженный громом. Редактор Journal de Paris говорит по этому случаю: «Вот новый пример опасности звонить в колокола во время грозы».
Справедлива ли эта опасность и может ли раскачивание колоколов привлекать гром? Большая часть физиков, писавших о громе и о колоколах, указывают на следующий случай, описанный в записках Парижской академии наук.
«В 1718 году, 15 августа, поднялась сильная гроза в Нижней Бретани; гром, гремя сильными раскатами, ударил в двадцать четыре церкви, находившиеся между Ландернау и Сен-Поль-де-Леон; во всех этих церквах звонили, чтобы отдалить грозу; в которых же не звонили, те остались целы».
Но, рассматривая внимательно этот случай, нельзя не сомневаться в его верности. Три раската грома ударяют в двадцать четыре церкви. Предположив даже одну лигу расстояния между каждою церквою, трудно понять, каким образом один удар грома мог разделиться на восемь равных частей и упасть в одно и то же мгновение на каждую колокольню.
Трудно также, чтобы звук колокола мог разогнать тучу; ибо, если несколько сильный ветер будет гнать тучу, то легко представить себе, что колоколу трудно бороться с ним и преодолеть его противодействие. Бывши еще школьником, я иногда доставлял себе удовольствие звонить в колокола и всегда замечал, что движение их есть движение сотрясательное, которое попеременно переходит на два противоположные пункта, так что действие этого движения не может распространяться на большее расстояние. Кому не известно, что движение колокола не в состоянии пошевелить даже листьев близрастущего дерева? Каким же образом может колокол разогнать тучу, когда она находится от него в весьма отдаленном расстоянии.