Не зная совершенно, чем кончится несчастная история эта, именно в день смерти несчастного Сергея Ивановича (Муравьева-Апостола. — Е. Л.), рано утром, я видела во сне, что стою у какой-то балюстрады, держась обеими руками за нее, и внезапно проснулась от прикосновения к ним двух холодных мертвых рук его. Этот странный сон так поразил меня, что долго я была в нервной лихорадке, с судорогами в руках, но сна моего никому не сказала, записав только час и число, которое и было роковым числом его страдальческой смерти{12}.
Только и говорят, что про болезни да смерти. Говорят, Рахманов, женатый на Волковой, умер в Вене; а случай с Бибиковым Дм. Гав. еще трагичнее. Мой брат сообщает мне только, что он очень плох; здесь же рассказывают, будто жена его видела во сне свою свекровь, которая спрашивала: ее почему она не носит черного платья? Она ответила, что год прошел со дня ее смерти, на что свекровь сказала: это не правда, нет года как я покинула землю, а за это вы наденете траур по моем сыне, которого я зову к себе. Испуганная, она рассказала сон своему мужу, и так как он тоже только что видел во сне свою мать, делающую ему тот же упрек, он был до того поражен этим, что схватил лихорадку, перешедшую в горячку… (Из письма А. Я. Булгакова дочери княгине О. А. Долгоруковой. 1834 г.){13}
Дедушка имел способность видеть важные сны, к чему, как тогда выражались, он по своей констелляции, или темпераменту своему, был предрасположен. Сохранился и альбомчик, в котором он записывал особо замечательные свои сновидения, из которых всего поразительнее то, которым ему было предречено время его кончины, а именно: «1814 год. Видел во сне покойного моего родителя с обличением и услышал голос, говорящий: "Quand Vous serez paralytique, preparez Vous de suite à mourir"[37]. — Сие меня весьма встревожило, — и после сего я вижу его, дающего с гневом мне приказание…» А когда, в 1842 году, с дедушкой сделался удар и отнялись ноги, то он, своей уже старческой рукой, приписал, в альбомчике, под сном 1814 года, слова: «NB. Кажется, что сие предсказание и по грехам моим сбылось чрез 40 лет». — И дед приготовился немедленно к истинно христианскому переходу в вечность{14}.
Тетушка моя, камер-фрейлина, графиня Протасова Анна Степановна, долгое время жившая во дворце в С.-Петербурге, была в очень хороших отношениях с бывшим русским посланником при Оттоманской Порте, а после сенатором, Тамарой. Тамара верил в явления духовного мира, знал некоторые случаи таких явлений и иногда о них рассказывал…
«Мой родной брат, получив отставку, жил в провинции; он был женат и имел сына и дочь, уже совершеннолетних. Когда в Германии вышло в свет сочинение Юнга Штиллинга "Scenen aus der andern Welt", я, как новое сочинение, послал его брату. Между тем вскоре узнаю, что брат мой умер. Сын его начал мотать и промотал бы все, что принадлежало ему по наследству из отцовского имения, если бы обстоятельства не переменились. Невестка моя и племянница приходили в отчаяние, видя, что ничем нельзя остановить мота и что его мотовство угрожает им почти нищетою, а следовавшие им по закону части имения (седьмая и четырнадцатая) были очень незначительны. Но прошло очень немного времени, как племянница моя видит во сне своего покойного отца. Обрадовавшись его явлению, она обращается к нему во сне с распростертыми объятиями и восклицаниями: "Батюшка! Батюшка! Как я рада вас видеть! Скажите, какого теперь ваше положение?" — "Не совсем хорошо, — отвечает отец, — а я делаю еще хуже, что являюсь к вам: мне не следовало бы этого делать. Но скажи матери, что в моем старом бюро есть секретный ящичек, и в нем оставлено мною завещание от крепостных дел, в котором я назначаю в продолжение жизни жены моей пользоваться ей всеми доходами с имения (имение было благоприобретенное). Если же не найдете, то пусть мать возьмет в Гражданской палате копию с моего завещания. Прощай!" — "Батюшка! Куда же вы? Постойте, дайте поговорить с вами!" — "Мне нельзя, — отвечал отец, — о состоянии душ после смерти прочитай в новом, сочинении Юнга Штиллинга: он почти везде правду написал". Сновидение прекратилось. Дочь рассказала матери свой сон и так верила в истину виденного ею явления, что настояла перед матерью, чтобы бюро, в котором на первый раз ничего не нашли, было взломано. Бюро взломали и в секретном ящичке нашли завещание покойного, точь-в-точь как сам он говорил в своем явлении дочери. А в кабинете его нашли присланное мною и незадолго до смерти полученное им новое сочинение Юнга Штиллинга, еще не совсем разрезанное»{15}.