У этого же автора мы находим описания еще более страшных казней, которые обычно приписывают этрусским пиратам, хотя Вергилий возлагает ответственность за них на нечестивого Мезенция, правителя Цере:
Представления греков об этрусках были сформированы под воздействием страха перед этими бесконечными войнами и чудовищными жестокостями, причем в пристрастии доставлять мучения заключалась, по мнению греческих авторов, не примитивная грубость, а изощренный садизм. Образ этрусков принимал еще более мрачные краски, когда на смену ненависти приходила зависть. Этруски, милетяне Малой Азии и сибариты Великой Греции делили опасную честь — нести менее удачливым соперникам, охотно объявлявшим бедность добродетелью, ранние и чудесные плоды блестящей цивилизации: все три народа обвиняли в лени, чревоугодии и разврате, а также в том, что их объединяет общая любовь к наслаждениям. Как утверждает сицилийский историк Тимей, всё зло шло от милетских шерстяных накидок «Сибариты носили плащи из милетской шерсти, и это положило начало дружбе между двумя государствами. Сибариты любили этрусков более всех прочих народов Италии, а среди восточных народов отдавали предпочтение ионийцам, поскольку те, как и они сами, были склонны к tryphё»[11]{46}. Когда Сибарис был разрушен в 510 году, все взрослые жители Милета в знак скорби обрили головы.
Этруски, милетяне и сибариты знали и ценили друг друга и по экономическим причинам, а не только исходя из моральных установок. Сибарис был одним из главных перевалочных пунктов, через которые ионийские товары и цивилизация поступали на берега Тосканы. Конечно, это был не единственный путь: халкидские города в Сицилийском проливе, Регий и Занкла (Мессина), составляли ему острую конкуренцию{47}. Тем не менее совершенно точно, что сибариты и этруски придерживались одного стиля жизни, в котором недоброжелатели выделяли — и утрировали — лишь слабые стороны.
Сплетни Теопомпа
В довершение всех несчастий выясняется, что картина нравов этрусков, с тех пор не подвергавшаяся изменениям, была описана автором столь же красноречивым, сколь и лживым, которого звали Теопомп. Он творил в середине IV века до н. э.; морская держава этрусков уже более ста лет как была сокрушена при Кумах Гиероном, царем Сиракуз. Для греков она более не представляла опасности, и теперь над поверженным врагом, предметом ненависти и зависти, можно было смеяться. Теопомп же, говоря что об афинских демагогах, что о персидских тиранах, что о вождях варваров, отличался, по меткому выражению Корнелия Непота{48}, «самым злым языком среди всех литераторов» (maledicentissimus); особенно он был охоч до скабрезных историй и пикантных сплетен. Однако этим россказням верили. Их подхватывали философы и историки — серьезный Аристотель{49}, романический Гераклид Понтийский{50} и Тимей из Тавромения{51}, которого Непот тоже причисляет к величайшим сплетникам. Вот отрывок из Теопомпа, который Афиней приводит в своем «Пире мудрецов»{52}:
«В XLIII книге своей „Истории“ Теопомп говорит, что у тирренов женщины находятся в общем пользовании, что они очень тщательно заботятся о своем теле и упражняются нагими, часто вместе с мужчинами, а иногда между собой, ибо нагота у них не считается постыдной. Они возлежат за столом не подле своих мужей, а подле кого угодно из гостей и даже пьют за здоровье того, кого вздумается. Кстати, пьют они много и очень красивы. Тиррены воспитывают всех детей, появившихся на свет, не задумываясь о том, кто чей сын. Дети же живут так же, как их воспитатели, проводя время в попойках и вступая в связь со всеми женщинами без различия. Прилюдное сношение у тирренов не считается срамом; здесь и это тоже в ходу. Они настолько далеки от того, чтобы считать это стыдным, что когда хозяин дома предается любви, а его спрашивают, то говорят: он делает то-то и то-то, бесстыдно называя вещи своими именами. Когда они собираются вместе — либо с гостями, либо в семейном кругу, — то поступают следующим образом: когда всё выпито и их начинает клонить ко сну, слуги с зажженными факелами приводят к ним либо куртизанок, либо красивых мальчиков, либо их собственных жен; насладившись теми или другими, они укладывают с ними вместо себя молодых людей в расцвете сил. Порой они предаются любви и резвятся на глазах друг у друга, но чаще огораживают свои ложа хижинами из переплетенных веток, набрасывая поверх свои плащи. Часто они ложатся с женщинами, но гораздо охотнее — с мальчиками и юношами. Юноши этой страны весьма пригожи, поскольку нежат себя и удаляют волосы с тела. Впрочем, все варвары, живущие к западу, мажут свое тело смолой и бреют его; у тирренов есть даже множество заведений, наподобие наших цирюлен, где мастера в этом деле окажут такую услугу. Посещая такие заведения, они позволяют делать с собой, что угодно, не стесняясь того, что их могут увидеть прохожие».