Удивительное явление… Тем временем Рейнская область, которую римляне занимали столь же долго и осваивали столь же интенсивно, как и Галлию (Трир даже был имперской столицей), сохранила собственные германские наречия. В то же время в Галлии и в Испании не осталось и следа от языков германских завоевателей. Нормандцы, говорившие на романском диалекте, в конце XI века стали хозяевами Англии, но не сумели заставить население Британских островов заговорить по-французски: они сами в конце концов заговорили по-английски.
Потому и кажется заманчивой мысль, что галлы и испанцы худо ли, бедно ли, но стали осваивать латынь именно из-за того, что к этому их подтолкнули собственные языки. Тогда романские языки — это не законные потомки самого по себе латинского языка, а скорее плоды его свободных связей — пусть даже «кровосмесительных» — с различными языками и диалектами той же языковой семьи.
Впрочем, не следует забывать, что романские языки Средневековья известны нам — понятно почему — только по письменным источникам, то есть по текстам, написанным образованными людьми, а они могут стараться приукрасить или привести в порядок «вульгарные языки», которыми сами пользовались, чтобы быть понятными окружающим. Вероятно, они пытались по возможности приблизить эти языки к латинскому, который преданно изучали и который, как все в то время, считали единственным достойным языком. Если бы читатель 29 стихов «Песни о святой Евлалии», наиболее раннего из известных нам литературных текстов на французском языке, написанного в конце IX века, или поэмы «Страсти Христовы» и «Житие святого Леодегария», относящихся к X веку, чудом услышал, как разговаривали между собой крестьяне того времени, он скорее всего был бы изрядно удивлен.
Какое бы будущее ни ожидало эту не совсем принятую гипотезу, ясно, что устные наречия в 1000 году были донельзя разнообразны.
Существовала романская территория — Италия, территория современной Франции плюс валлонская Фландрия минус Эльзас, Испания, несмотря на арабское завоевание, — и существовала германская территория. Символом этого крупного разделения может служить двуязычный текст «Страсбургских клятв», которыми в 842 году обменялись король западных франков Карл Лысый и король восточных франков Людовик Немецкий, заключившие союз против своего брата императора Лотаря. Воины Карла, которого исторически считают первым королем собственно Франции, жившие и сражавшиеся вместе с ним и прошедшие всю Галлию, без сомнения пользовались романским языком, о чем свидетельствуют обращенные к ним строки; то же самое можно сказать о германском тексте, произнесенном для воинов Людовика[56].
Но не следует считать, что на этом романском и на этом германском наречиях разговаривали все на соответствующих территориях. Судя по сохранившимся источникам, на протяжении всего Средневековья и там и там возникали и существовали местные диалекты, каждый из которых можно было подразделить на говоры, имеющие еще более ограниченный ареал распространения. Однако мы имеем дело с письменными текстами, и, опять же, не значит ли это, что дошедшие до нас языки были в большей или меньшей степени изобретены представителями духовенства, которые эти тексты писали? Это всего лишь осколки тех до бесконечности разнообразных соседствующих языков, о существовании которых, вплоть до наших дней, свидетельствуют местные говоры.
Подобное устойчивое дробление бытовых говоров является всего лишь результатом и, соответственно, доказательством того, что повседневная жизнь различных районов в эпоху Средневековья протекала очень изолированно. Крепостной или свободный крестьянин обычно вращался только в непосредственно окружавшей его языковой среде, в которой имелись свои фонетические и семантические особенности, отличавшие его речь от речи тех, кто жил на соседних землях. Разумеется, различия между соседями были очень малы. Тем не менее эта языковая мозаика позволяет выделить во Франции три большие ограниченные друг от друга области: язык «oil» («oui») на севере вплоть до Берри и Пуату; язык «ос» на юге; «франко-провансальское» наречие вокруг Лиона, в Альпах вплоть до гор Фореза и северной части Юрского хребта. Следует добавить, что на всем полуострове Арморика[57] население говорило на кельтском наречии, сильно отличавшемся от древнего галльского: это было наречие островных бриттов[58], бежавших в V веке от нашествия англов и саксов и нашедших пристанище в краю, который с тех пор носит их имя: Бретань. Еще более отличным от других и загадочным является распространенный на крайнем юго-западе язык басков.
За исключением же мест распространения этих двух языков, паломники и другие путешественники легко осваивались в областях, где население говорило хотя и не совсем так, как они, но где их могли без труда понять; они приспосабливались к ним мало-помалу по мере прохождения различных этапов своих долгих пеших путешествий.
Латынь — единый язык
Уникальной языковой чертой, отличающей Средневековье, является исключительная роль латинского языка. Этот язык, который, по меньшей мере с VI века, ни для кого уже не был родным, оказался более распространен, чем любой из живых языков; на нем свободно говорили все служители Церкви: белое духовенство и монахи, а также многие другие люди на всей территории христианского Запада. Вдобавок это был единственный язык культуры: любое серьезное обучение велось на латинском языке. Человек не мог считаться образованным, если он не знал латыни. Долгое время — в том числе и в 1000 году — все записи велись практически только на латинском языке; упоминавшиеся выше тексты на местных наречиях — редкое исключение.
Преимуществами латинской грамотности пользовались и знатные миряне. Их число менялось в зависимости от места и времени. Их знания были результатом обучения в школах, о которых мы еще расскажем. Пока же наиболее интересно понаблюдать за тем, как эта лингвистическая система функционировала в различных слоях общества.
Вот пример: встреча императора Оттона II с Гуго Капетом в 981 году. Немецкий император не знал романского языка, на котором говорил французский король, но знал латынь. Что касается Гуго, то он мог говорить только на родном языке. Он привез с собой епископа Орлеанского Арнуля, который и переводил на «вульгарный язык» латинскую речь германского императора.
Ясно, что отец первого короля династии Капетингов, Гуго Великий, не удосужился отдать своего сына в обучение изящной словесности. В отличие от него, сам Гуго Капет уже посылает своего сына Роберта в школу в Реймсе, где учил мудрый Герберт (здесь мы в первый, но далеко не в последний раз упоминаем о нем). Таким образом, наследник Гуго Капета должен был стать не меньшим знатоком латыни, нежели священник или монах. Современник Роберта Благочестивого Гильом V, герцог Аквитанский, тоже был образован, то есть знал латынь и, по свидетельству Адемара из Шабанна, часть ночи всегда посвящал чтению.
Остается сказать, что большая часть мирян латыни не знала. Общество в целом, тем не менее, функционировало на латинском языке, и это было несложно, поскольку везде имелись представители духовенства, то есть люди, получившие образование в единственном учреждении, которое было способно давать образование — в Церкви. И эти люди принимали участие в различных видах деятельности. Они были министрами, посланниками, экономами, юристами, частными секретарями. Они предоставляли в распоряжение нанимавших их лиц свои глаза, свое перо, свой язык, вели переписку, оформляли юридические акты. А между собой, особенно на ассамблеях епископов, они говорили на латинском языке.
56
Короли приносили клятву перед войсками, причем Людовик на романском, а Карл на немецком языке («Lodhuvicus romana, Karolus vero theudisca lingua»).
57
Арморика (Ареморика) — античное название северного побережья Франции, впоследствии закрепившиеся за полуостровом, носящим ныне название Бретань.
58
Бритты — древнее кельтское население Британских островов до вторжения в V веке англов, саксов и ютов.