Итак, греко-латинское язычество, в течение многих веков бывшее национальной религией итальянцев, еще не было полностью уничтожено христианством. Возможно, кое-где на полуострове еще сохранились одна-две небольшие «школы риторики», известные еще в античности и, не осмеливаясь открыто выступать против принятой религии, потихоньку учившие совсем другому. Усиление ностальгии, недосмотр местного духовенства, больше занятого доходами с церковного имущества, нежели наставлениями в вере, — и вот они уже рискуют выйти на поверхность, пытаются отвоевать свое, пробуждают в «части народа» плохо забытые верования предков. В те времена христианская вера, имевшая за плечами уже шесть веков истории, все еще нуждалась в постоянной и безжалостной бдительности, для того чтобы поддержать себя.
В Галлии римское многобожие было в свое время принято в качестве официальной религии, однако оно не пустило корней. Поэтому грамматик, проповедующий народу веру в Юпитера, Марса или Венеру, наверняка потерпел бы фиаско. В связи с этим некто Леутард, живший в деревне Вертю в Шампани, набирал себе учеников по-другому. Он был простым крестьянином. Однажды находясь в поле, утомленный «какой-то сельскохозяйственной работой», как с пренебрежением интеллектуала пишет Рауль, он прилег и заснул. Он увидел странный и достаточно неприятный сон: пчелиный рой, вопреки обычному движению пищи в человеческом теле, вошел в его тело снизу и вновь вышел через рот, ужасающе жужжа и покрывая его укусами. В конце концов пчелы заговорили и приказали ему «совершать над людьми всякого рода невозможные вещи». То, что он сделал проснувшись, не было невозможным, однако требовало большой самоуверенности. Он сразу же вернулся домой и выставил за дверь жену, «имея намерение развестись в соответствии с евангельскими правилами». Затем он вышел «как бы для того, чтобы помолиться, вошел в церковь, схватил распятие и разбил образ Спасителя». Свидетели этого святотатства были глубоко возмущены. Его сочли сумасшедшим. Однако у него, без сомнения, был хорошо подвешен язык: «слабые деревенские головы» попались на его удочку. К тому же, не объяснил ли он им, что «платить десятину — это бесполезный и лишенный смысла обычай»? В такие вещи поверить нетрудно. Он сдобрил это соблазнительное учение несколькими рассуждениями в отношении речений пророков, из которых, по его мнению, одних стоит принять, а другие не заслуживают никакой веры. Таким образом, он прослыл человеком более знающим, чем отцы Церкви, и, во всяком случае, «человеком, полным здравого смысла и благочестия», и эта слава за короткое время завоевала для него поддержку «значительной части народа».
В это время в Шалоне-на-Марне был епископом старый и мудрый Жебуан, который умер в 991 году. Он приказал привести Леутарда к нему, расспросил его, доказал всем присутствующим несостоятельность его псевдотеологических рассуждений. «Частично соблазненный народ» вернулся «полностью к католической вере». Несчастному деревенскому еретику не оставалось ничего другого, как признать свое поражение и ошибочность своей «честолюбивой демагогии». Надо понимать, что добрый Жебуан ограничился этим уроком; однако Леутард, освобожденный из-под стражи, вернулся к себе и утопился в колодце. Должно быть, повседневная жизнь уже не казалась ему достойной того, чтобы ее дожить.
Разумеется, ереси в каждом случае истреблялись в зародыше или в младенческом возрасте. Несмотря на это, они каждый раз находили доверчивых слушателей и души, готовые пренебречь тем, что проповедовали епископы, священники и монахи. Ведь эти «ереси» были не тем, что обычно понимают под этим словом. Речь идет не о христианах, которые спорили по конкретным вопросам действующей теологии; эти манихейцы, эти грамматики, благоговеющие перед Олимпом, были не христианами, а приверженцами другой религии. Правда, в случае Леутарда, его притворное знание Писаний может создать иллюзию ереси. Но могли ли его слушатели, чуть ли не ученики, принять за христианина человека, который начал свои проповеди с того, что разбил распятие?
Обращение к вере в святого Бенедикта
Итак, ты имеем дело с довольно серьезной гипотезой. Постараемся ее доказать.
Некий крестьянин из Шатильона, деревни, принадлежавшей аббатству святого Бенедикта на Луаре, позволил себе работать в праздник своего святого покровителя: он вез домой телегу, груженную сеном. Для него это кончилось плохо: огонь небесный пожрал весь воз, волы, лишенные упряжи, разбежались. Крестьянин пообещал никогда больше так не делать, и после этого удовлетворенный Бенедикт взял его под свое покровительство.
Случаев такого рода очень много в «Чудесах святого Бенедикта». Данный анекдот помещен в главу XII книги V, составленной, как и предыдущая и две последующие, монахом Андре из Флёри около 1050 года. Еще пример: история некоего «зажиточного человека», жившего в Блезуа и имевшего земли «в угодьях святого Бенедикта». Хотя он и был богат, но не был сеньором: мы увидим, что он сам обрабатывал свое поле. Это был зажиточный крестьянин, хорошо обеспеченный сельский житель, и автору это не кажется чем-то необычным. 9 июля, в день, когда отмечают годовщину перенесения мощей святого в город Флёри-на-Луаре (носящий поэтому имя Сен-Бенуа), священник, к приходу которого принадлежал Виней, призвал свою паству отпраздновать святой день, воздерживаясь от какой бы то ни было работы. Это не пришлось по душе нашему крестьянину, потому что у него как раз в это время, в начале лета, созрел хлеб. Перед дверьми церкви он крикнул, что плюет на святого Бенедикта, и послал своих домашних на уборку. В конце дня он вновь собрал их, но не затем, чтобы дать им отдохнуть, а затем, чтобы показать свое презрение и ненависть к святому. Он схватил левой рукой пучок колосьев, который странным образом вырывался и сопротивлялся; правой рукой он попытался срезать их серпом. При этом он богохульствовал: «Посмотрим, сможет ли этот Бенедикт одолеть меня или кого-нибудь другого!» Он перестарался: серп соскользнул, и его «зубчатая пластина» отрезала крестьянину левую руку. Он упал замертво. Затем огонь уничтожил его урожай, телегу, скот, и его близкие вернулись домой почти нагишом.
В районе Тура в другой праздник святого Бенедикта, приходившийся на 4 декабря, некто по имени Готье также отказался от празднования. Ему явилось «видение» и велело прекратить работу, он отказался и был засыпан землей.
Даже в начале XII века автор восьмой книги «Чудес святого Бенедикта» Рауль-Ле-Туртье записывал аналогичные истории. Ясно, что эти крестьяне, как позже сапожник Лафонтена[108], считали, что праздники их разоряют. Некоторые из них прямо говорили, что каждый день приносит свой хлеб.
Эта причина хорошо все объясняет, но она не единственная. Она, например, недостаточна для того, чтобы объяснить богохульственную язвительность богатого фермера из Винея. Она также плохо объясняет упорство авторов и их детальные описания ужасающего возмездия. В этих историях, предназначенных (через посредство монахов и священников, способных их прочитать) для простого народа, которому их должны были рассказывать, — в этих историях на самом деле идет борьба с реальными скептицизмом и враждебностью, которые крестьяне выказывали по отношению к святому Бенедикту. Именно поэтому виновный будучи наказан неизменно кается, становится страстным почитателем святого и получает его действенное покровительство. Речь шла о том, чтобы привязать к этому великому представителю христианского мира людей, которые откровенно не желали ничего о нем слышать.