Комнату подробно описал И. И. Пущин, посетивший своего друга через несколько месяцев, в январе 1825 года: «В этой небольшой комнате помещалась кровать его с пологом, письменный стол, диван, шкаф с книгами и пр. и пр. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах). Вход к нему прямо из коридора; против его двери — дверь в комнату няни, где стояло множество пяльцев»[79]. Как видим из этого описания, комната была многофункциональной — выполняла роль спальни, кабинета и гостиной одновременно.
Бедность и неприхотливость обстановки в комнате Пушкина бросались в глаза. Не то что о роскоши, об элементарном комфорте невозможно говорить утвердительно. Мебель стояла очень истрепанная. Простая деревянная кровать с отломанной ножкой, вместо которой было подложено полено, старый некрашеный стол, два стула и шкафы с книгами. Одна из соседок Пушкина, Екатерина Ивановна Осипова, бывавшая в его доме в более поздние годы, вспоминала: «Комнатка Александра Сергеевича была маленькая, жалкая. Стояли в ней всего-навсего простая кровать деревянная с двумя подушками, одна кожаная, и валялся на ней халат, а стол был ломберный, ободранный; на нем он писал, и не из чернильницы, а из помадной банки»[80].
Зимой просторный дом не отапливался из соображений экономии, три прочие комнаты, кроме няниной напротив, были закрыты. Топили только в двух жилых помещениях — у Пушкина и у няни. И. И. Пущин описывает, как во время своего посещения был поражен теснотой и безотрадностью зимнего быта. Няня, думая, что гость останется на ночь, велела затопить нетопленные с осени печи по всему дому — в комнатах мгновенно распространился угар. Пушкин словно не замечал происходящего, к этому времени он уже привык к особенностям деревенского жительства. На гостя же это произвело крайне неприятное впечатление: «„Как, — подумал я, — хоть в этом не успокоить его, как не устроить так, чтоб ему, бедному поэту, было где подвигаться в зимнее ненастье!“ В зале был биллиард; это могло служить для него развлечением. В порыве досады я даже упрекнул няню, зачем она не велит отапливать всего дома. Видно, однако, мое ворчание имело некоторое действие, потому что после моего посещения перестали экономничать дровами»[81]. К слову заметим, что Пушкин действительно играл на биллиарде, как впоследствии его Онегин: «Он на бильярде в два шара / Играет с самого утра». Вероятнее всего, он делал это в зимнее время — лето предоставляло куда больше разнообразных удовольствий и развлечений. Биллиард, которым мог пользоваться Пушкин, не похож на современные большие бильярды с лузами, прямыми киями, на которых играют чаще всего в 15 шаров (пирамиду). У Пушкина был старинный французский биллиард, который принадлежал когда-то его деду. Он был небольшого размера, без луз, играли на таком биллиарде преимущественно в два шара особым коротким кием с костяным изогнутым наконечником. Видимо, когда Пушкин появился в Михайловском, биллиарда в жилых комнатах не было, поэт сам распорядился достать его из сарая, подремонтировать и поставить в зальце, чтобы коротать ненастные дни.
Характерно, что сам Пушкин до приезда своего лицейского товарища не позаботился о себе, не потребовал от няни топить по совести, как будто не нуждался в дополнительных помещениях и комфорте. Это, как кажется, вполне объяснимо: по словам Ю. М. Лотмана, «главное дело Пушкина в Михайловском — литература»[82]. Действительно, ни бедность обстановки, ни скудость быта вовсе не заботили поэта и не составляли предмета для переживаний. Биограф Пушкина В. П. Анненков пишет: «Иметь простую комнату для литературных занятий было у него даже потребностью таланта и условием производительности. Он не любил картин в своем кабинете, и голая серенькая комната давала ему более вдохновения, чем роскошный кабинет с эстампами, статуями и богатой мебелью, которые обыкновенно развлекали его»[83]. И всё же аскетизм Пушкина в Михайловском был скорее вынужденным. Где было взять там удобную и модную мебель, кому было создавать уют?
80
Е. И. Фок (урожд. Осипова) в передаче В. П. Острогорского // Мир Божий. 1898. № 9. С. 227. Помадная банка выглядела как небольшая циллиндрическая емкость, сделанная из фаянса, вероятно, гжельского производства.