Действительно, в немудрящих стихах Языкова встречается гимн тригорской жженке и ее «сочинительнице»:
Жженку варили в серебряном ковшике из красного вина, в которое добавляли резаные фрукты, сахар и специи. Затем сахарную голову выкладывали на скрещенных шпагах над нагретой и готовой уже смесью, поливали ромом и поджигали. Плавленый (жженый) сахар постепенно стекал в общий сосуд. Удивительно представлять себе пятнадцатилетнюю девушку-дворянку, ставшую специалистом по изготовлению этого вполне гусарского напитка. Впрочем, традиция варить жженку в Тригорское попала вовсе не из гусарского общества — ее привез студент Дерптского университета Алексей Вульф. Университет в Дерпте был преимущественно немецким, и старые европейские студенческие традиции там процветали.
В 1902 году пушкинист Б. Л. Модзалевский посетил село Голубóво, принадлежавшее потомкам Е. Н. Вульф. Имение Голубóво известно тем, что в гости к барону Б. А. Вревскому и его супруге Евпраксии Николаевне в 1835–1836 годах приезжал Пушкин. «Вседневный журнал» Б. А. Вревского сохранил запись об этих приездах. По преданию, поэт помогал благоустраивать усадьбу, сажал деревья и цветы, копал грядки; обронил свою трость в приусадебный пруд. Возможно, даже не обронил, а бросил специально. И, может быть, даже не трость, а ту знаменитую железную палку, с которой любил гулять во время жительства в Михайловском, подбрасывать ее вверх и ловить. По преданию, покидая радушный дом Вревских, Пушкин бросил свой железный посох в голубовский пруд на память о свидании и как залог нового посещения. Это одна из великого множества романтических легенд, которые плотной пеленой окружают имя Пушкина.
А еще поэт пользовался богатой библиотекой Вревских, насчитывающей (правда, по более поздним подсчетам) свыше трех тысяч томов. Не случайно Российская академия наук была заинтересована в изучении библиотек, которыми мог пользоваться Пушкин на Псковщине. Для их изучения и был командирован туда Б. Л. Модзалевский. Дочка Евпраксии Николаевны показывала ему разные ценные вещи, хранящиеся в семье и связанные с воспоминаниями о Пушкине: «…Я воспользовался предложением баронессы Софии Борисовны[132] посмотреть другие достопримечательности Голубóва, как, например, серебряный ковшичек на длинной ручке, в котором баронесса Евпраксия Николаевна, будучи еще не замужем, варила жженку для Пушкина, Языкова и Вульфа…»[133] Многие из этих бесценных семейных реликвий, как и судьбы их хозяев, через 15 лет после описанного были разметены революционными событиями в России.
Судьба обеих сестер Осиповых сложилась по-разному, в соответствии с их характерами: Анна Николаевна так и не вышла замуж, прожила нелегкую одинокую жизнь, находилась в постоянной зависимости (в том числе и материальной) от капризов своей матери, таила на нее горькую обиду, считая, что мать сломала ей жизнь. Умерла она в Тригорском 2 сентября 1852 года. Евпраксия Николаевна стала женой генерала Вревского и матерью большого семейства — одиннадцати детей. В доме считалось, что Пушкин неравнодушен к Евпраксии, которую звали по-семейному Зиной. Е. Н. Вульф, как и ее старшей сестре, тоже были посвящены поэтические строки. Однако по жанру это совсем не эпиграмма, скорее — мадригал:
Кстати, талия Е. Н. Вульф, видимо, не очень узкая, как можно догадаться из описанного Пушкиным измерительного эксперимента и что подтверждается при взгляде на любой из сохранившихся портретов, впоследствии была комплиментарно обыграна в «Евгении Онегине». Пушкин приносил шутливые извинения за свои прошлые шалости:
132
Баронесса С. Б. Вревская была последней владелицей Тригорского. Здесь она жила с 1913-го до февраля 1918 г., когда имение было сожжено местными крестьянами. С. Б. чудом спаслась: ее вытащили из окна горящего дома. Она умерла в Риге в 1920-х гг. «с родовым молитвенником в руках».
133