Внутри города транспортные потоки направлялись по сложной сети улиц, выглядевших очень по-разному.
На Северной стороне от ворот Сен-Дени и Сен-Мартен на юг к Сене шли два магистральных пути, пересекая реку по Большому мосту и заканчиваясь на острове Сите. На Южной стороне от Малого моста, куда стекались товары, подвозимые по двум главным северным путям, веером расходились улицы, ведущие соответственно к воротам Сен-Жермен, Жибер, Сен-Жак, Сен-Виктор и Ла-Турнель. На правом берегу более или менее явственно можно было различить две большие поперечные дороги, одна из которых соединяла ворота Сент-Оноре и Сент-Антуан, а другая — ворота Лувра с теми же воротами Сент-Антуан.
И сами эти магистральные пути, и некоторые другие, которые, не считаясь большими, все-таки входили в число основных, представляли собой не более чем узкие проезды. Улицы Сен-Дени, Сен-Мартен и Сент-Оноре на правом берегу, улицы Сен-Жак и Ла-Арп (Арфы) на левом имели всего по восемнадцать футов (около 6 м) в ширину. На расстоянии полутора футов (0,5 м) друг от друга вдоль домов на уровне их цоколей были установлены два ряда столбов из песчаника высотой в шесть футов (2 м), чтобы проезжающие повозки не задевали стены длинными концами колесных осей. Впрочем, даже столь посредственную проезжую часть улицы имели далеко не по всей длине. Дома могли выступать за красную линию, если их владельцы желали использовать всю территорию, которой владели, и ничего с ними поделать было нельзя; в результате возникали узкие места, для проезда через которые на определенном расстоянии друг от друга устраивались «объездные пути», позволявшие повозкам разъезжаться. Если на площадях и открытых перекрестках хватало места, чтобы возводить либо большой каменный или деревянный крест, либо виселицы и позорные столбы судов разной юрисдикции, то на углах улиц статуи Богоматери или святых — покровителей кварталов — из предосторожности помещали в ниши, углубленные в стены.
Уличное движение уже в те времена было сопряжено со многими трудностями. «Аварии» повозок, которые цеплялись одна за другую, опрокидывались и ломались, были обычным делом[6], тем более что лишь немногие дороги были меж идущих вдоль домов сточных желобов замощены камнем, другие же — обычным щебнем, и часто некачественно. Мешали проезду телег и заполонявшие улицы кавалькады верховых, особенно приезжих из деревни, со своими лошадьми, мулами или ослами, навьюченные на которых корзины с овощами и фруктами выступали далеко по бокам от седла. Даже на «больших» улицах случались «пробки».
Гораздо больше было других улиц, менее значимых. Для повозок они были непроходимы, и двигаться по ним могли лишь всадники и пешеходы. Перед этими улицами часто ставились столбы, сужая вход и не допуская проезда экипажей, кроме разве что ручных носилок. Наконец, уличную сеть дополняли узкие проулки, рассчитанные только на пешеходов и уходившие вглубь кварталов. В проходы или во дворы выходили мастерские ремесленников, вдоль них тянулись деревянные или выстроенные из обломков камней лавчонки купцов.
На площадях, улицах и переулках поднимались и стены особняков сеньоров и богатых бюргеров, с редкими окнами, потому что большая часть окон и дверей выходила во внутренний двор этих зданий, где разбивался сад. Но в пространстве, не занятом этими строениями, пейзаж разнообразили многочисленные лавки с оригинальными и яркими вывесками, сообщавшими о производимых или продаваемых изделиях. И саму улицу оживляли крики ходивших по ней бродячих торговцев.
Квартал центрального рынка, где вдоль некоторых улиц: Бондарной (Тоннельри), Вертушки (Пируэтт), Мастеров Оловянной Посуды (Потье-д'Этен) и некоторых других — стояли дома, второй этаж которых опирался на портик из ряда круглых колонн, образовывавших галерею, в которой находились лавки купцов, и Гревская площадь, на которой отдельные дома тоже имели колоннады, были крупными центрами торговли. Но рынки, популярные у хозяек, устраивались также на многих других улицах и на многочисленных перекрестках, да и по самим улицам сновало множество людей, живших в городе или приехавших из деревни, которые тоже пытались чем-то торговать. Они предлагали и «выкликали» овощи и фрукты, рыбу и дичь, метлы и дрова, сборники гимнов и приправы. Одни продавали из мешка уголь или воду, шапки или мед, сальные свечи или обручи для бочек. Другие кричали, что зашивают котты, сюрко и шубы; что чинят мебель, скамьи, лари и ушаты; что скупают старое железо, старую обувь, старые сапоги; что драят оловянную посуду. Третьи по поручению трактирщика или банщика сообщали о подвозе вина или о том, что ванны нагрелись. В этой толпе мелькали всевозможные нищие. Слышались крики: «Хлеба для францисканцев! Хлеба для бедных узников! Хлеба для слепых с Гнилого поля». Здесь просили подаяния монахи всех нищенствующих орденов, постояльцы всех приютов, посланцы разных общин, не считая тех, кто попрошайничал по собственному почину.
6
De l'Apostoile //