«Голос мой звучит тихо, зато все, о чем я пою, правда»[13]: Гольдони всегда искал в театре истину, искал страстно. «Все в этой пьесе было взято из простонародной среды, но все было проникнуто правдой, известной всему свету», писал он о своей пьесе «Перекресток»[14]. Тем не менее он считает, что его венецианские комедии, созданные на основании подлинных наблюдений за разноликой жизнью маленьких campi, вряд ли будут иметь успех за пределами города. Он презирал ремесло либреттиста, ему представлялось бессмысленным делать из своих пьес оперы, ибо, создавая сюжет для оперы, он попадал в полную зависимость от музыки, сценографии и исполнителей; для своих либретто, которые писал исключительно из финансовых соображений, он сочинял совершенно невероятные истории[15]. По его собственным словам, «книге Жизни» он обязан только половиной своего вдохновения. Другую половину он черпал в «книге Театра», ставшей для него источником всего — и репертуара, и правил, и технических приемов, — одним словом, той иллюзии, что позволяет реальности вести свое призрачное существование на сцене.
Единственная реальность, интересующая Гольдони, та, ради которой он меняет солидное ремесло адвоката на весьма ненадежное ремесло «наемного поэта», — это реальность театра со всеми ее тайнами и крайностями: над этой реальностью все еще властвует авторитет постоянного «репертуара» актеров-импровизаторов с их неизменными монологами, «лацци», жестикуляцией и костюмами. Считая, что такой театр уже не отвечает потребностям общества, Гольдони начинает театральную реформу, затрагивающую и драматургическую, и постановочную часть, и игру актеров. Однако высшей своей целью он ставит не столько театральную реформу, сколько создание в Венеции принципиально нового театра, в котором горожане не только узнавали бы себя, но и понимали, какими им бы следовало быть. Правдоподобие персонажей и положений интересует его с точки зрения назидательности. Исходя из выдвинутого им требования, истину нельзя подавать такой, какая она есть, то есть без прикрас, но тем не менее маска правдоподобия для нее является обязательной. Влюбленных, неистовых и несчастных, выведенных на сцену в комедии «Влюбленные», автор видел «в Риме, был свидетелем их страсти и нежности, порою даже припадков их бешенства и смешных восторгов. Мои любовники несколько утрированы, но от этого не менее правдивы»; однако безумства на сцене являются тем зеркалом, в которое следует смотреться вспыльчивым молодым людям, желающим исправить свое поведение[16]. «По характеру своему герои мои ничем не отличаются от окружающих нас людей, — пишет он, — они совершенно правдоподобны, и, быть может, даже правдивы, ибо я выхватываю своих персонажей из толпы; но если кто-нибудь узнает в них себя, то только совершенно случайно»[17]
Всего в двух десятках (из ста пятидесяти) комедий и либретто действие полностью происходит в Венеции, на ее улицах и перекрестках, в домах знати, буржуа или простых горожан, выступающих в качестве декораций для театрального действа. Тогда почему же Венеция времен Гольдони?
Для открытия сезона 1735/36 г. Гольдони предложил театру Сан-Самуэле маленький музыкальный «дивертисмент» в трех частях под названием «Основание Венеции», совершенно забытый в наши дни. В первой картине Музыка и Комедия в присутствии Гения Адриатики оспаривают друг у друга главенство в венецианских сценах и одновременно симпатии их молодого автора. Затем на сцену выходят несколько рыбаков; рыбаки эти ведут привольную деревенскую жизнь на островах посреди болот: они заняты либо рыбной ловлей, либо незатейливыми любовными романами.
15
P. Gallarati. Une dramaturgie dans les fers: les idées de Goldoni sur le drame en musique, in: Musiques goldoniennes, ét. réunies par F. Decroisette. Outremonts, univ. Paris. VIII, 1995, p. 15–22.