Но его прошлое в этом мешало. Он не хотел ни отходить от прежних союзников, ни мириться с противником: в самый день 17 Окт[ября] он публично объявил, что «ничего не переменилось и война продолжается». Он на деле стал это показывать. Он сорвал возможность соглашения Витте с земским съездом, он объявил на Апрельском кадетском съезде, что объявленная конституция есть насилие над народом, он из-за кулис дирижировал 1-й Думой; и когда дело доходило до того, что правительство хотело примирения с Думой, он требовал кадетского Министерства (разговор с Треповым и Столыпиным[1906]). Словом, он хотел не сотрудничества прежней власти с народным представительством, а подчинения правительства Думе, превращения прежнего неограниченного Самодержца в фигуранта, кот. «царствует, но не управляет». Оттого «война» продолжалась до 17 г.. когда идеи Милюкова победили, но для тогдашнего общества не подходили. Тогда ни Милюков, ни Керенский, никто из тех, кто остался верен своим идеям, управлять не могли и сами создали «Ленина», кот. мог управлять, но ценой отказа от того, что хотела Россия.
Тут я кончаю. Вы понимаете, что я хотел сказать и в чем с Вами я расхожусь.
Пока я писал Вам это письмо, прошло несколько дней; сегодня Понедельник, в Субботу сестра в больницу едет — хотя ее только пока посмотрят — уже лучше. Кровообращение усилилось, и омертвение руки остановилось; к ней вернулось осязание, а это уже много. Больше пока не пишу. Завтра еду в больницу.
Вас. Маклаков
Автограф.
BAR. 5-22.
М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 5-6 марта 1956
5 марта 1956
Дорогой Василий Алексеевич.
Сердечно благодарю Вас за письмо, — очень тронут тем, что Вы, в трудное для Вас особенно время, еще так подробно написали.
Я хотел сначала поговорить тут с одним врачом, которого иногда вижу, хотя у него не лечусь. Не называя Вас и Марьи Алексеевны, изложил ему, как мог, первую часть Вашего письма и спросил, что он думает. К сожалению, он ничего заочно сказать не мог. Сказал только, что, разумеется, в больнице больной будет лучше и в физическом отношении, и даже в моральном. Мне тоже кажется, что Марья Алексеевна хорошо сделала, согласившись на переезд, особенно если получила отдельную комнату. Довольна ли она? Мы оба от души сочувствуем и надеемся, что будет хорошо. От Вас не скрою, я лично больницы и их дух ненавижу. Но для отдыха они незаменимы, да и для лечения верно лучше, чем собственная квартира.
Относительно Кусковой и недоразумения с ней Вы не беспокойтесь. Я ей после Вашего последнего письма написал, сообщил, что от себя запросил Вас, каким образом надо понимать Ваше суждение об ее воспоминаниях, и что Вы, очевидно, в письме к ней только выражали огорчение по той причине, что воспоминания не общественно-политические. Так оно верно и есть. Я перечел Ваше предпоследнее письмо и, со всеми поправками на Ваш почерк, могу подтвердить, что Вы со мной согласились в лестной оценке воспоминаний. Ответа от Екатерины Дмитриевны еще не имею, но у меня и прежде не было впечатления, будто она обиделась. Только огорчилась, — как все авторы огорчаются, если их писания не нравятся высоко ценимым ими и очень компетентным людям.
О той части Вашего письма, где Вы возвращаетесь к Милюкову, письменно спорить трудно. Эта часть у Вас была последней, верно Ваша рука уже утомилась, и я половины не разобрал. Поговорим в Париже. Мне только кажется, что Вы не совсем поняли мои слова: «по воле истории». Я хотел сказать лишь то, что Милюков родился не в то время, когда ему было нужно родиться. Он жил в царствование двух последних императоров, затем в революционное время, затем в эмиграции. Всегда бесполезны вариации на тему поговорки, кажется, существующей у поляков: «Если б у тети были усы, то был бы дядя». Но предположим на минуту, что Павел Николаевич родился бы в девятнадцатом веке в Англии, англичанином. Для Англии он был бы почти идеальным государственным человеком. Оставим в стороне Черчилля, — он вне конкурса. Но у какого другого британского премьера (не исключаю и Гладстона[1907]) были качества и дарования, превышавшие качества и дарования Милюкова (добавлю: или Ваши)? А какого-нибудь Асквита[1908] или Идена с ним и сравнивать нельзя. Не говорю уже о невежественном и чуть ли не жуликоватом Ллойд-Джордже. Не может быть сомнения в том, что у Милюкова были тяжкие ошибки: Дарданеллы или столь неожиданная перемена ориентации в 1918 году, в Киеве, с визитом к германскому послу[1909]. Вы список его ошибок увеличите, и об этом, повторю, трудно спорить. Если бы Павел Николаевич принял предложение Трепова[1910] (или, еще раньше, почти такое же предложение Плеве[1911]), то от него все либералы отшатнулись бы и за ним не было бы уж ровно никого. Ведь и Гучков, и Трубецкой[1912] отклонили сходное приглашение в правительство, хотя им его делал не Плеве и не Трепов, а Витте. В значительно меньшей степени то же можно отнести и к политике Павла Николаевича в Думах, но все же можно отнести. Кто собственно хотел наверху соглашения с либералами? Допустим Столыпин, хотя и об этом можно сказать многое (вот ведь и Гучкову оказалось с ним по пути недолго: не вытерпел). Столыпин чудом продержался у власти несколько лет. Накануне его убийства он уже был, как известно, политическим трупом — и не потому, что с ним не пошли либералы с Милюковым, а потому, что его ненавидели правые, которым он, после усмирения революционного движения, уже казался ненужным. И пойти на соглашение со Столыпиным, это как-никак, означало покрыть, хотя бы задним числом, бесчисленные казни. Да тогда и позднее уже никто, собственно, Милюкова больше сверху не звал и не приглашал, — если слишком левыми стали Столыпин или Коковцев[1913]. Вы, боюсь, скажете: «Понес общие места левых, не хватает только распутинщины!» Не знаю, будет ли это верно. По-моему, левые, меньшевики и эс-эры, «виноваты» во всем случившемся в России не меньше, чем октябристы и правые. Но центр, т. е. кадеты и эн-эсы, виноваты все же значительно меньше.
1906
Речь идет о переговорах о создании министерства (правительства в современной терминологии) с участием общественных деятелей. См.: Милюков П.Н. Три попытки: (К истории русского лжеконституционализма). Париж: Франко-русская печать, 1921. Трепов Дмитрий Федорович (1855-1906), московский полицмейстер (с 1896), петербургский генерал-губернатор (с января 1905), товарищ министра внутренних дел (с апреля 1905). Влияние Трепова определялось не столько должностями, которые он занимал, сколько личной близостью к императору.
1907
Гладстон (Gladstone) Уильям (1809-1898), британский политический деятель, лидер партии либералов, премьер-министр в 1868-1874, 1880-1885, 1886 и 1892-1894 гг.
1908
Асквит (Asquith) Герберт Генри (1852-1928), британский политический деятель, лидер партии либералов, премьер-министр в 1908-1916 гг.
1909
Речь идет о «германской ориентации» Милюкова в 1918 г., когда он решил, что Германия войну выигрывает, и надо договариваться с немцами относительно содействия в ликвидации большевизма.
1911
Плеве Вячеслав Константинович (1846-1904), министр внутренних дел в 1902-1904 гг., проводил реакционную политику. «Предложение» Милюкову, в то время заключенному петербургской тюрьмы «Кресты», занять пост министра просвещения, которое ему сделал в 1902 г. Плеве, вряд ли можно принимать всерьез.
1912
Трубецкой Евгений Николаевич, князь (1863-1920), философ, публицист; профессор философии Московского университета, член партии кадетов (1905-1906), затем один из организаторов партии «мирного обновления».
1913
Коковцов. Владимир Николаевич, граф (1853-1943), государственный деятель, председатель Совета министров в 1911-1914 гг.