Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-25.
В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 9 марта 1956
9 Mapтa [1956[1918]]
Дорогой Марк Александрович!
Начинаю Вам отвечать, но не уверен, что смогу до конца писать разборчиво. Начну о том, что можно выразить кратко.
Сестра гораздо лучше; это находят и оба доктора, и она сама, и те, кто ее навещает. Речь заходит уже о выписке из больницы; но в порядке не обследования, а лечения ей нужно еще продолжить вспрыскивание в артерию лекарства, кот. расширяет сосуды. Эта операция сложная и трудная у того, у кого сосуды слишком узки; поэтому нужно еще продлить пребывание в больнице, прежде чем поместить ее не домой еще, а туда, где она будет отдыхать. Это — очередной вопрос.
С Кусковой недоразумение благополучно окончилось. Я получил от нее два очень милых письма; если она на что-нибудь и обиделась, то только на то, что я это мог объяснить ее неудовольствием на мое отрицательное отношение к ее «Воспоминаниям». Ее последнее письмо настолько дружелюбно и трогательно и ко мне, и к сестре, что я ей их прочел. И все это она писала в то время, когда драматически умирал ее доктор и друг Бемар. Вот сильная духом женщина. Получил от нее посмертную книгу Прокоповича[1919]. В ней статья, еще не напечатанная нигде, «Способность народных масс к демократии». Вот актуальный вопрос; прочту ее с большим интересом.
Перехожу к главной теме письма — о Милюкове. Делаю это без колебаний. Об этом надо бы поговорить при свидании, но хоть вкратце намечу главные пункты.
Я Вам писал, что «Воспоминания» Милюкова открыли мне его с той стороны, с кот. я, к стыду моему, его недостаточно знал и ценил. В Вашем письме от 22 Февр[аля] Вы несколькими чертами определили, что такое был Милюков. Под тем, что Вы о нем говорите, подпишусь с удовольствием и без малейшего возражения. Но Вы правильно замечаете, что я хвалю культурные заслуги Милюкова несколько в ущерб его «политическим делам». И добавляете к этому: если бы у него были только культурные заслуги, то Милюков занял бы в истории много меньше места. И это правда, но это ничего не доказывает; т. к. ради этого места в истории люди работают. И Вы отмечаете, что с Милюковым в политической области часто я расходился, и на причины проявления разногласий в своих книгах указывал. В этих разногласиях была та особенность, что не мешала мне быть с ним в одной партии, и даже до конца избираемым в члены ее Ц.К. Потому разногласия с моей стороны никогда не принимали характер «осуждения». Другие осуждали его гораздо строже, чем я. Вы, может быть, помните, что Дорошевич[1920] дал ему кличку — Бог «бестактности». Некоторые поступки Милюкова вызывали искреннее недоумение, даже среди его преданных друзей. Помните Вы, как после речи Родичева, кот. сказал о «столыпинских галстуках», Дума под вопли правых исключила Родичева на 15 заседаний (максимальное наказание), а Крупенский[1921] предложил ей выразить свое сочувствие Столыпину аплодисментами. Оппозиция и кадеты сначала хранили молчание, кроме Милюкова, кот. встал и долго аплодировал. Это подняло в фракции к.-д. целый скандал; Тыркова рассказывает об этом в своей книге «На путях к свободе»[1922]. Это было не похоже на Милюкова, и без всякой надобности внесло смуту в умы. Элькин недавно мне написал о выступлении Милюкова, что он один, вопреки всем, был против войны 14 года и один убеждал Михаила не отрекаться в 1917 г. В 14 году во время объявления войны я был еще в Германии и бестактной статьи Милюкова в «Речи» не помню; но я был на заседании Думы 26 Июля 1914, где Милюков говорил о безусловной поддержке «правительства». За это я мог только его одобрять, хотя вспоминаю его (С.С.[1923]) полемику со Струве в «Освобождении» во время Японской войны, где Милюков показывал себя «пораженцем». Но не хочу вспоминать всех мелочей и непоследовательности Милюкова. И это говорю Вам, и об этом никогда не писал. Основное разногласие мое с ним было в отношении к Революции. Но я невольно спрашиваю себя: как мог такой человек, как Милюков, делать подобные, хотя бы мелкие промахи? Мне хотелось бы иметь удовлетворительный ответ на этот вопрос, т. к. это не вяжется с его серьезностью, вдумчивостью вне «политики». В письме от 22 Фев[раля] Вы пишете, что «политическая драма» Милюкова заключалось в том, что за свою долгую жизнь, по воле истории, он был у власти меньше двух месяцев, и между тем «он к власти стремился». В результате Вы находите, что Милюков родился не тогда и не там, где было нужно. Вы понимаете, что это не объяснение. Те трудные времена, когда ему пришлось жить и работать в политике, были пробой для человека, для его собственной силы и понимания, и для оценки тех сил, с кот. он должен бороться. В том, что мы говорим сейчас о Милюкове, как возможном, но неудавшемся вожде России, заключается величайшая победа его личности. Ни о ком история так ставить вопрос не будет, разве из противоположного лагеря. И мы говорим особо о Милюкове, благодаря тем талантам его, кот. Вы отметили в письме 22 Фев[раля]. Никто лучше его не знал «истории» и всеобщей, и русской и не наблюдал тех исторических катаклизмов в разных странах, кот. кончались то «реформами», то «Революцией». И он не только сам это знал, умел и лично «наблюдать» этот процесс, — все его поездки по балканским странам; всему этому пониманию он учил и других, как автор популярных книг, как преподаватель истории и как неутомимый и талантливый «публикатор». В этом отношении он становится одним из «властителей политических дум», создателем последователей и поклонников, но и врагов справа и слева, так как Милюков был одним из носителей идей современного прогресса. Одного ему не хватало: применять свои идеи на практике, т. е. быть не учителем своих учеников и читателей, а настоящим общественным «деятелем» в одной из допускаемых властью сфер. В тогдашней русской жизни он сталкивался часто с дефектами бюрократии и Самодержавия и гораздо реже, случайно, с сопротивлением, косностью, невежеством и эгоизмом тех, кого он защищал. Он был наблюдательным критиком, а не «деятелем». И он именно потому, что этого не пробовал, рекомендовал России «последнее слово» европейской жизни, 4-хвостку, парламентаризм и т. д., уподобляясь тому, кто хочет научить плавать брасом не умеющего в озере плавать в море. Он чувствовал в себе достаточно силы, чтоб плыть в океане; ежедневный опыт его практической жизни, публицистики, журналистики, [слово нрзб] казались ему доказательством «силы» его убеждений. Они же, эти похвалы, создавали ему самому и другим иллюзии мотива его популярности и способности, почему именно к нему как к спасателю обращались и Трепов, и Плевако и другие. Недостаток Милюкова был в том, что он сам поверил в свое уменье и силу и не задумывался, требовал всей власти себе, в то же время оставаясь верным идеалам «свободы» и противником насилия «государства». А это было несовместимо. Либо то, либо другое. Можно исправлять государство либо путем «Революции», т. е. полного свержения прежней власти и создания новой, или путем «эволюции», т. е. исправления прежней власти, оказывая ей опору, помощь со стороны общества в этом ее «исправлении». Вот две дороги; некоторое сочетание их — мы имели в том, что называется «государственным переворотом», кот. исходит от власти. Проклятие «Революции» в том, что, когда она происходит, новая власть фатально должна идти дорогой нарушения тех начал свобод и равенства, ради кот. она была сделана. Она началась во Франции, реформами Людовика XVI, под влиянием "Assemblée Nationale"
1920
Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922), русский журналист, публицист, театральный критик, «король фельетона».
1921
Крупенский Павел Николаевич (1863-1939), общественный и политический деятель, один из лидеров Всероссийского национального союза, член II—IV Государственной думы от Бессарабской губернии.