Я диктовал Вам с моего подлинника письма и на опыте увидал, как иногда трудно его разобрать. Но извините, сейчас некогда. Мы завалены делом. Но Вы поймете суть того, что я хотел к слову сказать.
Вас. Маклаков
Получил сегодня письмо от Альперина; [слово нрзб] известил по телефону, что приехал Элькин и будет у меня в 5 часов.
Машинопись. Подлинник.
BAR. 6. F. Maklakov V.A. to M.A. Aldanov, Paris and n. p., Jan. 1954 - Oct. 1956.
M.A. Алданов — В.А. Маклакову, 28 сентября 1956
28 сентября 1956
Дорогой Василий Алексеевич.
Сердечно Вас благодарю за слова, которые Вы сказали в предпоследнем письме о моих книгах и которые теперь переписали. Вы догадываетесь, какое значение я придаю Вашему суждению и как оно мне приятно. Ничье другое мнение не может [быть] мне более важно и ценно.
Очень нас огорчило то, что Марья Алексеевна опять переходит в больницу. Само по себе это, разумеется, не тревожно, но я и по своему опыту знаю, как неприятно лежать в больнице и как это сказывается на психологии человека, хотя ухода и даже комфорта там бывает больше, чем дома. Шлем ей оба наше искреннее пожелание вернуться возможно раньше.
Вполне согласен с тем, что Вы пишете о Родичевой.
Какие же у Вас «осложнения» в политике? Вы говорите: «не только в политике, но и в Офисе».
О моей мысли пригласить на наше проблематическое совещание Екатерину Дмитриевну Вы не сказали ни слова. И боюсь, что Вы правы: слишком рискованно было бы приезжать осенью в Париж человеку в ее состоянии здоровья. Оставим это. А относительно совещания парижан и его программы я с Вами согласен: разумеется, пользы не будет никакой, но еще раз скажу: хотелось бы записать и оставить в каком-либо архиве отчет о том, что старые эмигранты думали о положении в России и в мире в 1956-ом году (я перечел копию моего прошлого письма к Вам и увидел, что там написал: «в 1946-ом году», но, конечно, это была описка). Если б другие, Титов, Вырубов, Вольский, Альперин, Ермолов и др., одобрили эту мысль, то надо было бы, при ее осуществлении, либо пригласить стенографа, либо, еще лучше, просить всех самих составить запись своих выступлений. «Когда-нибудь монах трудолюбивый»[1991] и т. д.
Что же касается мысли В.В. Вырубова, то нет ли здесь ошибки? По словам Д. Ермолова, сказанным им Адамовичу и мне в Ницце, у Василия Васильевича [Вырубова] два проекта: 1) тот самый, о котором я говорю выше, с той разницей, что В.В. хотел придать такому совещанию масонский характер, а, по-моему, в этом необходимости нет: зачем отказываться от не-масонов, как Титов или Вольский? 2) объединение обеих масонских «обедианс». Тут по существу я тоже с Вами согласен: давно пора была бы их объединить. Но это дело в формальном отношении сложное, — как отнесутся французы? Оставят ли за нами помещение? Да и нужны были бы формальные постановления всех русских лож, это все долгое дело. Как человек иногородний и несколько отставший от взаимоотношений между русскими масонами, я тут и полезен быть не мог бы. По первому же делу надо было бы сначала узнать мнение разных предполагаемых участников. Они, верно, все или почти все у Вас бывают. Я напишу Александру Андреевичу и Абраму Самойловичу. Не разобрал в Вашей приписке, когда A.C. возвращается в Париж.
Шлю Вам,
Дорогой Василий Алексеевич, самый сердечный привет.
Целую руки Марье Алексеевне.
Ваш М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-25.
В.А. Маклаков — M.A. Алданову, 30 сентября 1956
30 Сент[ября 1956[1992]]
Дорогой Марк Александрович!
Самое важное, на что надо бы скорее ответить, это вопрос о сестре. Но я отвечу на него или сегодня вечером, или завтра утром. Сегодня днем я у нее буду в больнице и, может быть, узнаю нечто положительное. Мы его ждем со дня на день. Вопреки Вам я был сторонником ее помещения в больницу, и к концу своего пребывания здесь, дома, она сама с этим согласилась. Можно было колебаться между Gagny и больницей, но жизнь ее дома в наших условиях была ей вредна. Это не отдых и не спокойствие. Чтобы окончательно решить этот вопрос, мы ждем Millier'a; он категорически был за больницу, для исследования, кот. должно было продолжаться около недели. У нее отдельная комната, та же infirmière[1993], и тот же наблюдающий доктор, кот. был и раньше. Только после этого Millier скажет, что он советует. Возможно, что совет он еще не скажет. Но будем знать, когда он скажет и каково ее теперешнее самочувствие. Ее туда отвезли в Понедельник, и ей стало сразу лучше: возможно, что лекарства ей давали не те, что следовало; ведь этим, т. е. лекарствами, пока занимался [П.А.] Струве. И Зёрнов, и Миллер начали с того, что их отменили.