Моя милая и дорогая женушка, мне горько от того что я так и не сказал, как счастлив, не успел выразить всю полноту чувств, испытываемых по отношению к вам. Я верю: как бы ни был тернист путь домой, я вернусь. Ваша любовь будет мне надежной защитой. Воспоминания о тех счастливых днях, которые мы провели вместе, будут согревать меня одинокими ночами, а ваши нежные слова и клятва в вечной любви станут той живительной влагой, что спасет меня от жгучих лучей здешнего безжалостного солнца. Знайте, что мой дух и сердце навсегда принадлежат вам. Ждите и надейтесь! Я люблю вас, моя дорогая и милая Габриэлла. Навечно преданный, ваш Жирард».
Перечитав письмо, молодой граф вздохнул и печально улыбнулся. Он мысленно представил, как Габриэлла, сидя около окна в спальне, читает его послание. Теплый ветерок развевает ее чудные кудри. Затаив дыхание, она жадно вчитывается в каждое слово письма. По бархатной коже прелестного личика скатывается хрустальная слеза, а уста с нежностью шепчут: «Я люблю тебя»…
– Господин, господин, – услышал Жирард голос своего самого молодого оруженосца. – Король приказал всем незамедлительно собраться около его шатра.
Граф оторвал взгляд от пергамента и пристально посмотрел на юношу.
– Готье, ты состоишь при мне уже два года. Доволен ли ты своей службой?
– Да, господин, а как же иначе.
– Но тебе приходится много работать: ухаживать за лошадьми, собаками. Когда многочисленные гости удостаивают мой замок своим посещением, а это бывает нередко, ты их встречаешь, помогая сойти с лошади, и обязан прислуживать за столом. Обязанности твои многочисленны…
– Но я же справляюсь, господин, или вы мною недовольны?
– Конечно, доволен, – поспешил заверить его граф. – Именно поэтому и хочу поручить тебе одно важное дело. Выполнишь его, несмотря на запрет, посвящу тебя в рыцари. Ну, а если нет…
– Я все сделаю, господин. Не сомневайтесь. И если потребуется, без колебаний отдам за вас жизнь.
Услышав такой посул, юноша преобразился. От волнения его глаза загорелись лихорадочным огнем. На юном лице, то бледневшем, то красневшем от возбуждения, не было ни тени страха, ни тени сомнения в правдивости сказанных слов. Вскорости бедняге не раз пришлось на деле доказывать преданность своему господину, а пока Готье стоял перед графом де Сен-Мором, преисполненный решимости убедить того, что он достоин в будущем стать настоящим рыцарем.
– Хорошо, я верю тебе, Готье, – отозвался Жирард, подойдя к оруженосцу и потрепав его по плечу. – Видишь вот этот свиток? – он указал на свернутый пергамент, который держал в руке. – Ты должен передать его графине де Сен-Мор. Но только лично в руки. Ты меня понял?
– Да, господин. Я сделаю так, как вы мне сказали.
– Отправляйся немедленно. Останешься в замке до моего возвращения, будешь подчиняться только госпоже и выполнять все ее приказания.
– Как скажете, господин.
– А теперь иди. Вот тебе немного денег на дорогу. Возьми самого быстрого скакуна и в путь… Ну, иди же, – чуть повысив голос, промолвил граф де Сен-Мор, протягивая свиток.
Юноша молча взял его, с почтением поклонился и быстро вышел из палатки.
– Да хранит тебя Господь, – прошептал Жирард, проводив юношу взглядом. – Что ж, а теперь надо поспешить. Людовик хоть и не тиран, но не потерпит неуважительного отношения к себе.
Надев поверх кольчуги голубое сюрко[2], он спешным шагом направился к большому шатру, куда по приказу короля Людовика IX стекались воины-крестоносцы. Уже больше месяца все ждали сигнала о начале похода, но король постоянно находил причины его отсрочить. Поэтому сегодняшнее обращение, как многие надеялись, предвещало, что время ожидания наконец-то подошло к концу.
– Необходимо стать на стезю освобождения Гроба Господня, исторгнуть землю эту у неверных. Неужели вы не слышите зова детей своих, молящих об освобождении? – с этими словами четыре года назад Людовик IX обратился к папе Клименту IV.
После последнего неудачного, если не сказать, позорного, крестового похода, в результате которого король попал в плен и был освобожден только после уплаты огромного выкупа, он не переставал молиться за Иерусалим, за всех несчастных, ставших пленниками неверных. И для того, чтобы удовлетворить праведное стремление к отмщению, а может, и доказать свою состоятельность, Людовик и решился на новое паломничество.
Нельзя сказать, что Климент IV с восторгом выслушал горячую речь стареющего короля. Папа не торопился благословлять войско верующих на новые подвиги во имя Иисуса Христа. Он долго колебался, как бы предчувствуя новое поражение. Но все же вскоре Климент IV одобрил решение короля.
2
Сюрко – длинный просторный плащ, защищавший кольчугу от солнца, дождя, грязи, а также крови во время сражений.