И наконец, тема, которой автору приходится касаться буквально в каждой биографии, — это истоки, утверждение и легализация монархической власти в эпоху эллинизма, с такими частными, по по-своему весьма важными и интересными ответвлениями, как развитие практики соправления (примерами могут служить родственные пары — Птолемей I и Птолемей II, Селевк I и Антиох I, а еще раньше Антигон Одноглазый и Деметрий Полиоркет); затем участие в делах управления женщин из царствующих домов (наиболее колоритными фигурами здесь выступают Арсиноя II и Клеопатра VII); и, наконец, учреждение эллинистического культа правителей, чему особенно содействовала целенаправленная политика в Египте Птолемея II, а у Селевкидов — Антиоха III.
Разумеется, не все эти проблемы затронуты и разрешены автором в одинаковой степени и не со всеми его выводами и оценками можно согласиться безоговорочно. Так, например, противоречивой является оценка политики Птолемея I в отношении местного египетского населения: с одной стороны, справедливо отмечается отказ птолемеевской администрации от привлечения этого населения к равноправному сотрудничеству, а с другой — вопреки очевидному отрицается ориентация власти на беспощадную эксплуатацию коренного населения. Не кажется обоснованной и проскальзывающая тенденция к преуменьшению роли рабства в экономике Египта, и уж совсем неприемлемо положение — если только мы правильно раскрыли мысль автора — о развитии феодальной системы в Египте фараонов (и то и другое — в биографии Птолемея II). Спорной представляется нам негативная оценка деятельности знаменитого спартанского царя-реформатора Клеомена III. Автор порицает ого за фантастичность проектов и применение насильственных методов при попытке их осуществления. Но с таким же успехом можно было бы осуждать и великих римских демократов братьев Гракхов, сравнение с которыми в данном случае напрашивается на основании замечаний и реплик самого же Бенгтсона. Равным образом спорна и уничтожающая характеристика последнего пергамского царя Аттала III (в биографии Эвмена II), в котором автор видит существо совершенно никчемное, не допуская мысли об искажении образа этого правителя тенденциозной римской историографией[21].
Конечно, все эти положения и оценки не случайны, они обусловлены характерными для западной буржуазной историографии установками (модернизация античности, симпатия к «твердой» державной политике и антипатия к радикально-демократическим выступлениям и реформам и т. п.), что диктует необходимость критического отношения к утверждениям Бенгтсона[22]. Однако справедливость требует признать, что отмеченные моменты не делают погоды. Изложение в целом насыщено добротной информацией и проникнуто здравыми историческими идеями, благодаря чему книгу с пользой прочтет и читатель, по обладающий особой подготовкой, и специалист.
За всем этим не следует забывать о жанровом своеобразии рассматриваемого сочинения. Это — свод биографий наиболее выдающихся политических деятелей времени эллинизма, и биографии эти ценны не только сопутствующей исторической информацией, но и сами по себе. В самом дело, нельзя отрицать, что наиболее важным произведением любой исторической эпохи является человеческая личность. Ярким воплощением замечательной эллинской культуры и эллинского творческого духа, наряду с поэтами и художниками, философами и историками, математиками и географами, были ташке и политики. В классическую эпоху это были лидеры свободных греческих полисов — Фемистокл, Перикл, Демосфен; в век эллинизма, когда господствующей политической формой стала монархия, — правители монархического типа. В книге Бенгтсона они выступают как сильные личности, не лишенные известного героического ореола, по и не возвеличенные сверх меры. Преувеличения встречаются, но чаще всего они остаются на уровне характеристики, сделанной к случаю (оценка Селевка как второго Александра, заявления об определяющем влиянии уравновешенной натуры Антигона Гоната на возрождение Македонии в III в. и неустойчивого состояния духа Антиоха III — на трагический исход его противоборства с Римом), — исторической картины в целом они но искажают.
Автор видит в своих героях живых людей, наделенных большой творческой энергией и — сообразно их социальной природе и положению — колоссальным личным честолюбием, толкавшим их не только на подвиг, но подчас и на преступление. Почти все начинали с насильственного устранения своих соперников: Птолемей I распорядился убить грека Клеомена, Селевк принимал участие в заговоре против Пердикки, Антиох III санкционировал pacправу над своим первым министром Гермием и т. д. Одни, как Деметрий Полиоркет и Пирр, так и не сумели преодолеть опасного влечения к авантюре и погибли, не успев создать ничего прочного; другим, как Птолемею и Селевку, напротив, удалось верно подметить определяющую тенденцию времени и достичь успеха — стать основателями жизнеспособных политических образований. Одни правильно сумели распорядиться отцовским наследием и прославились как мудрые правители, содействовавшие процветанию своих стран; другие, не найдя верного пути, потерпели крушение и увлекли вместе с собой в пропасть возглавляемые ими государства. Однако все, как правило, отличались сильным характером и, терпя катастрофу, даже перед лицом неминуемой гибели находили такие душевные силы, которые придавали величие самой их смерти. В этом плане особенно ярки фигуры спартанского царя Клеомена III, понтийского владыки Митридата и египетской царицы Клеопатры VII, сумевших и в последний свой час остаться на уровне той великой исторической трагедии, где они выступали главными действующими лицами.
Эпоха эллинизма отмечена определяющим значением территориальной монархии. Соответственно велико было воздействие политической инициативы сильных и энергичных правителей на судьбы эллинистического мира. Разумеется, ход истории в конечном счете определялся сплетением и взаимодействием различных социальных факторов, но среди них видное место принадлежало воле тех, кто единолично возглавлял эллинистические государства и в ком по преимуществу и воплощалась в ту пору энергия политического творчества. По даже если считать фигуры властителей эллинизма простыми символами, то и тогда надо отдать должное их колориту: у колыбели эллинизма стояли Филипп и Александр, его утверждение было отмечено победоносным выступлением Птолемея и Селевка, а его закат-самоубийством Митридата и Клеопатры.
Предисловие
Исследование эллинизма отмечено в прошедшие десятилетия значительными успехами. Не только в многочисленных и плодотворных частных изысканиях, но также и в некоторых ценных обобщающих трудах выявлены самые различные аспекты эллинистического времени. В особенности образцовая работа Михаила Ростовцева «The Social and Economic History of the Hellenistic World» (3 тома, Оксфорд, 1941) открыла новую эпоху в изучении эллинизма. Вместе с тем ряд значительных трудов способствовал разработке как политической истории, так и всеобщей истории культуры эллинистического времени. Так, оба тома «Histoire politique du monde hellénistique» Эдуарда Билля (Нанси, 1966 и 1967) представляют собой пособие, которым каждый воспользуется с благодарностью, тем более что все еще недостает новейшего обобщающего изображения политической системы эллинизма. Равным образом заслуживает здесь упоминания содержательная «Kulturgeschichte des Hellenismus» Карла Шнейдера (2 тома, Мюнхен, 1967 и 1969).
21
Интересную попытку пересмотреть шаблонное представление об Аттале III можно найти в статье:
22
К модернизации античности относится и частое употребление в книге Г. Бенгтсона терминов, присущих современному языку, как, например, «вице-король», «губернатор», «генерал-адъютант», «рейхсмаршал» и т. п. В большинстве случаев мы оставляли эти модернизмы в переводе без изменений, учитывая традиции как немецкой историографии, где модернизация античности укоренилась со времени Т. Моммзена (середина XIX в.), так и русских переводов, сохранявших эту установку немецкого антиковедения.