В этом послании мы должны отметить историческое значение преклонения перед молитвами святогорцев и верующим предложить посылать просьбы на Афон молиться за них и их родных и не скупиться помочь святогорцам от своих щедрот. В послании объявить время первого сбора по храмам и от отдельных лиц. Этот сбор деньгами и вещами может периодически повторяться в особо назначенные дни. Когда сбор будет доставлен в Патриархию (лучше всего непосредственно от церквей на другой день сбора), мы приобретем объективное основание для составления нового послания к инокам Афона с преподанием им благословения от Матери-Церкви, хотя бы через Вселенского Патриарха Константинопольского. Пожертвования деньгами и вещами желательно направить через особую комиссию.
Передавая привет с Родины и оделяя подарками, представители комиссии постараются изучить жизненную обстановку иноков и сделать выводы, в чем русские иноки нуждаются. В то же время, поскольку предполагается поездка делегации от Патриархии в Св[ятую] Землю, желателен заезд делегации, по дороге, на Афон и участие по-прежнему в церковном служении в том или ином из афонских монастырей, особенно русских. Полагаю, что возобновление традиционной русской политики покровительства русскому Афону может коренным образом укрепить положение последнего, укрепляя тем самым влияние Советского Союза среди православных народов Балкан и Ближнего Востока. Только Советский Союз может помешать греческим шовинистам наложить свои руки на русские монастыри»[206].
17 августа 1946 г. Г.Г. Карпов направил это письмо Патриарха Алексия в Министерство иностранных дел. Совет по делам Русской Православной Церкви считал мнение Первосвятителя правильным и просил Министерство сообщить, что может быть предпринято со стороны Московской Патриархии[207].
Тем временем Святейший Патриарх Алексий I получил от проживавшего в Париже брата монаха Василия (Кривошеина) Игоря Александровича Кривошеина доклад «Положение русских монастырей Афона в связи с политическими событиями в Греции». В тот период И.А. Кривошеин, хотя и служил в годы гражданской войны в Белой армии, был настроен просоветски. Во время нацистской оккупации Франции он активно участвовал в движении Сопротивления, дважды подвергался арестам гестапо и до весны 1945 г. находился в немецком концлагере Бухенвальд. В своем докладе Игорь Александрович писал, что враждебное отношении руководящих кругов Греции к русскому Афону проявлялось всегда, но особенно усилилось в последнее время, в заключении отмечал: «Не подлежит сомнению, что возобновление традиционной русской политики покровительства русскому Афону сможет коренным образом укрепить положение последнего, укрепляя тем самым престиж Советского Союза среди православных народов Балкан и Ближнего Востока. Только Советский Союз может помешать греческим шовинистам наложить свои руки на русские монастыри… Афон должен оставаться центром сближения всех православных народов под номинальной юрисдикцией Константинопольского Патриарха, но при этом почетное место должно быть предоставлено русскому элементу как наиболее многочисленному и пользующемуся поддержкой Советского Союза, и о желательности установления тесной связи между Московской Патриархией и русским Афоном путем присылки информации о церковной жизни в Советском Союзе, чтобы противодействовать пропаганде бывшего Карловацкого Синода и антисоветских кругов Америки»[208].
И.А. Кривошеин также написал, что его брату – монаху Василию – в 1946 г. из-за столкновений с представителями греческих монастырей пришлось выйти из состава Кинота, но он был назначен «грамматиком» (секретарем по внешним сношениям) Свято-Пантелеимоновского монастыря, а представителем этой обители в Киноте (антипросопом) стал разделявший взгляды о. Василия монах Давид (Цубер)[209].
Прочитав доклад И.А. Кривошеина, Святейший Патриарх Алексий I 21 августа направил еще одно письмо Г.Г. Карпову, в котором вновь отмечал тяжелое положение русских иноков на Афоне: «…не решаясь обвинить монаха Кривошеина в просоветской деятельности, опасаясь вызвать недовольство Советского Союза, греческие реакционеры возбудили против него дело в “проболгарской” деятельности за то, что он во время страшного голода в Греции в 1942 г. спас Афон от голодной смерти благодаря получению продовольствия из Софии. Дело это пока отложено на неопределенное время, но всегда может быть возобновлено, поскольку сношение с Болгарией считается у греков особенно враждебным актом. Во всяком случае, стоит отметить общую сознательность и солидарность монахов Пантелеймонова монастыря, которые решили ответить молчанием на новое предложение Болгарии о предоставлении продовольствия и не подводить своего представителя. На основании всего изложенного ясно, что охарактеризованное настроение русских монахов должно вызвать еще большее сочувствие Родины к ним и намерение правительства Советского Союза поддержать их права, религиозных тружеников, на мирной конференции, против ущемления их законных интересов со стороны греческих шовинистов»[210].
208
209
Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской Православной Церкви. С. 190–191; Архив ОВЦС МП. Папка 10 «Афон». 1947 г. Л. 48–53; ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 21, л. 82–84.