Альберт Сент-Дьёрдьи, биохимик, получивший Нобелевскую премию, высказывал похожие мысли:
«Я никогда не мог в полной мере принять идею, что адаптация и гармоничное построение… сложных биологических систем, подразумевающие одновременные изменения в тысячах генов, возникли вследствие молекулярных случайностей… Вероятность того, что совместное изменение всех этих генов произошло в ходе случайных вариаций, практически равна нулю, даже если учесть, что изменения могли происходить на протяжении миллионов или миллиардов лет. Я всегда искал некий высший организационный принцип, ведущий живую систему к улучшению и адаптации»[75].
Думаю, что и Хойл, и Сент-Дьёрдьи оправданно сомневались в предположении, что эволюция случайна. Случайность действительно была частью процесса, но, по-видимому, ее роль была намного меньше, чем многие думали изначально.
В надежде помочь и ученым, и широкой публике понять, как природа создала сложную и упорядоченную биологическую жизнь, действуя случайно и постепенно, Ричард Докинз прибегает к аналогии. Представьте, что мы с вами находимся на невообразимо высоком пике так называемой горы Невероятности[76]. Одна из сторон горы представляет собой поразительно высокие отвесные скалы, глядя на которые сверху, мы видим, откуда начинался подъем. Могли ли мы взобраться по таким скалам? Сейчас нам кажется, что это нереально. Но Докинз говорит нам, что все зависит от перспективы. Если перевести взгляд на другую сторону нашей горы, мы увидим длинный и отлогий склон, позволяющий путешественнику медленно, методично, порой даже слишком короткими шажками, но все же подняться на гору. Впрочем, данная аналогия упускает из виду одну важную деталь – конвергентную эволюцию. Другими словами, даже по отлогой стороне горы мы поднимались неисчислимое количество раз, следуя одними и теми же путями. Пожалуй, гору Невероятности также можно назвать горой Неизбежности.
Теперь мы начинаем подозревать, что глубинные и высшие силы, направляющие организмы к независимому развитию сходных структур и функций, действительно существуют. Когда Дарвин впервые представил миру эволюционную теорию, эти сдерживающие факторы еще не были осознаны в полной мере. В отличие от физики и химии, биология не нуждается в принципах высшего порядка. Если бы вы попали на другую планету, физик, знающий ее массу и размер, мог бы предсказать точную траекторию брошенного вами мяча. С другой стороны, биолог – так было принято считать раньше – не может заранее ничего сказать о какой-либо предполагаемой внеземной форме жизни, и лишь недавно эта точка зрения была признана ошибочной. Более того, в биологии могут действовать высшие принципы и естественные законы, управляющие развитием жизненных форм, даже если мы не до конца их понимаем.
Со времен Дарвина биологи предполагали, что эволюция не знает, куда идет. Она неуправляема и случайна, словно «слепой часовщик»[77]. В конце концов, мутации действительно выглядят случайными. Однако на более высоком уровне, который открывается, когда мы делаем шаг назад, биологическая эволюция осуществляется при участии сдерживающих факторов[78]. Поскольку в распоряжении живых организмов имеется лишь весьма ограниченный набор способов, позволяющих справляться с такими распространенными проблемами, как добыча еды и восприятие окружающего мира, количество наборов биологической материи, к которым пришла эволюция, также ограничено. Позвольте особо подчеркнуть, что я не пытаюсь приуменьшить чудесную сложность и разнообразие жизни.
Учитывая, что на Земле обитают пять миллионов различных видов[79], человеческий разум не в силах постичь всей широты и глубины биологического мира. Но в то же время в сравнении с числом гипотетически возможных структур (а их неизмеримо много) число видов, возникших в природе, совершенно ничтожно.
75
Albert Szent-Gyorgyi, “What is Life?” In Biology Today (Del Mar, Calif.: CRM Books, 1972), xxix–xxxi.
77
См.: Dawkins, The Blind Watchmaker: Why the Evidence of Evolution Reveals a Universe without Design (New York and London: Norton & Company, 1986). 74 Оценка в пять миллионов видов восходит к источнику: Mark J. Costello, Robert M. May, and Nigel E. Stork, “Can We Name Earth’s Species Before They Go Extinct?” Science, 339, No. 6118 (Jan. 25, 2013), 413–416. Оценка в триллион видов восходит к источнику: Jay T. Lennon and Kenneth J. Locey, “More Support for Earth’s Massive Microbiome,” Biology Direct 15, No. 5 (March 4, 2020), https://doi. org/10.1186/s13062-020-00261-8.
78
Есть еще один способ, позволяющий понять ограниченную, но потенциально важную роль случайности в эволюции. Представим научный эксперимент. Во многих экспериментах подобного рода намеренно вводится элемент случайности. Он присутствует и в рандомизированных клинических исследованиях, в ходе которых пациентов случайным образом распределяют в одну или несколько групп вмешательства. Если эксперимент проводится правильно и с достаточным количеством участников, случайность гарантирует, что любое различие между группами в конце эксперимента можно приписать лишь различиям в изучаемых вмешательствах. В данном случае случайность является крайне важной частью эксперимента, хотя мы ни за что не скажем, что случайный характер носит весь эксперимент. Более того, любой порядочный ученый будет проводить свои эксперименты с предельной тщательностью и внимательно контролировать все прочие переменные. Именно поэтому такие эксперименты называются
79
Установить, сколько всего видов существует на Земле, оказалось довольно сложно. В одной статье, опубликованной в престижном журнале