По большому счету, Агентство занимало весь город. Все здания вокруг были частью гигантского аппарата, а дом 580 — лишь его центральным органом. Но именно здесь Джозеф Адамс исполнял свои непосредственные обязанности, здесь он окапывался, обороняясь от конкурентов, равных ему по уровню. Он был первоклассным сотрудником… а в его дипломате, который он теперь с надеждой прижимал к себе, лежал первоклассный материал — и он это знал.
Может быть, Линдблом прав. И русские действительно собираются бомбить Карфаген[11].
Он посадил флаппер на крышу, на пандус посадочной площадки, коснулся кнопки скоростного спуска — и машина заскользила вниз, на его этаж, к его офису.
Он вошел к себе в кабинет с дипломатом в руке, не ощутив ни тени, ни проблеска тревоги, — и замер: перед ним, мигая и щурясь, колыхалась бесформенная туша, шевелящая своими псевдоподиями, как тюлень плавниками, разевая рот в подобии довольной улыбки. Туша радовалась, видя его растерянность, его страх, который наводила как своим внешним видом, так и своим положением.
— Приветствую, мистер Адамс. Не уделите мне пару минут, сэр?
Каким-то непостижимым образом оно втиснулось в его кресло и поместилось за столом. Это был Стэнтон Броуз собственной персоной.
Глава 6
— Разумеется, мистер Броуз.
Джозеф Адамс почувствовал тошноту, рот наполнился слюной. Джо отвернулся и поставил дипломат на пол. Трудно было ожидать, что организм так отреагирует, — впрочем, как и на появление Броуза в его собственном кабинете. Нет, он не был испуган, не был устрашен. Он даже не испытал ярости от того, что Броуз ввалился сюда и ему не помешали хитроумные замки — он ввалился сюда и расположился, как у себя дома. Нет, все это не в счет. Его выворачивало, и тошнота затмевала все остальное.
— Может быть, вам требуется некоторое время, чтобы прийти в себя, мистер Адамс? — голос был вкрадчивый, тонкий —. казалось, в надувную игрушку вселился злой дух, развлекающийся с натянутой мембраной.
— Д-да, — отозвался Адамс.
— Пардон… Вы же знаете, я ничего не слышу. Я должен видеть ваши губы.
Мои губы, подумал Адамс. Он повернулся к Броузу.
— Извините, один момент. У меня проблемы с флаппером.
Он вспомнил, что оставил во флаппере своих четырех верных спутников. Жестянки-ветераны, его телохранители.
— Позвольте… — начал он, но Броуз перебил — не то чтобы грубо, а так, словно Адамс не сказал ни слова.
— Мы выпускаем новый проект исключительной важности, — затренькал он. — Вам поручается писать для него текст. Смысл состоит в следующем…
Броуз смолк, вытащил из кармана огромный отвратительный платок и промокнул им рот, словно возвращая бесформенной плоти, похожей на кусок теста или мягкий пластик, прежнюю форму.
— В ходе работы над этим проектом — никаких документов, никаких телефонных разговоров. Словом, никаких записей. Все обсуждать только устно, только с глазу на глаз: я, вы и Линдблом, который будет строить макеты.
Ха, торжествующе подумал Адамс. Агентство Вебстера Фоута, всемирное частное разведывательное управление со штаб-квартирой в Лондоне, уже сунуло свой нос в твои дела и разнюхало все, что хотело. Несмотря на меры безопасности, которые сделали бы честь психопату, Броуз проиграл, даже не начав игру. Вряд ли что-то могло доставить Адамсу большее удовольствие. Тошнота отступила. Он закурил сигару, прошелся по кабинету и с самым серьезным видом кивнул. Он просто сгорает от желания участвовать в этом жизненно важном, строго секретном предприятии.
— Конечно, сэр, — сказал он.
— Вы наверняка знаете Луиса Рансибла.
— Да, это тот, что строит жилкомпы, — кивнул Адамс.
— Смотрите на меня, Адамс.
Глядя прямо на него, Джозеф Адамс продолжал:
— Я пролетал над одним из его жилкомпов. Средневековые башни, да и только.
— Ну да, — пропищал Броуз, — они предпочли выбраться наружу. И оказались неспособны воссоединиться с нами — а мы не нашли им применения. На что еще они могли рассчитывать, кроме этих многоэтажных ульев? По крайней мере, они могут играть в китайские шашки. Куда более спокойное занятие, чем сборка «жестяных дев».
— Понимаете, — сказал Адамс, — между моим поместьем и Нью-Йорком три тысячи миль — одни прерии. Я пролетаю над ними каждый день. Причем дважды. И иногда это наводит на размышления. Я помню, каким было это место до войны, до того, как им пришлось укрыться в этих термитниках.
— Иначе, Адамс, они бы погибли.
— О да, — протянул Адамс, — я понимаю; они бы погибли, превратились бы в пепел, и жестянки замешивали бы его в строительный раствор. Просто иногда я думаю о шоссе 66.