Остается предположить, что протоармянский проник на Армянское нагорье до VIII в. до н.э. — по всей вероятности, [208] даже до создания Фригийской державы в IX (?) в. до н.э. Таким образом, искомый период суживается до трех-четырех столетий: с XII по IX в. до н.э. Так как общее движение фрако-фригийских племен шло, как мы видели, с запада на восток, то в протоармянах мы должны видеть головной отряд этого движения.
И действительно, ассирийские источники, как мы видели сообщают о вторжении еще подвижных племен с запада в долины верхнего Евфрата и Арацани в первой половине XII в. до н.э., сразу после падения Хеттского царства: упоминаются мушки, каски-абешлайцы и урумейцы. Из них во всяком случае мушки и урумейцы, видимо, здесь и осели,[490] так как первые упоминаются на этой же территории уже в качестве земледельческих племен еще и в начале IX в. до н.э., а существование «страны» Уруму, Урме или Арме, тоже примерно в этом же районе, засвидетельствовано ассирийскими и урартскими надписями в IX—VIII вв. до н.э.
Таким образом, мы должны, по-видимому, искать протоармян в мушках или урумейцах, или в тех и других — племенах, проникших в долины верхнего Евфрата и Арацани около 1165 г. до н.э. Следует напомнить, что речь у нас пока идет о протоармянах как носителях языка-предка древнего и современного армянского, но не о более широкой проблеме — возникновении самого армянского народа, которая так просто не решается.
Теория о хайасском происхождении армянского народа. Прежде чем перейти к проблеме мушков и урумейцев, следует рассмотреть широко распространенную теорию, которая видит «колыбель армянского народа» в Хайасе[491].
Начнем с того, что ясно поставим вопрос: имеется ли здесь в виду физическая, языковая или культурная преемственность, или все эти виды преемственности вместе.[209]
Говорить о физической преемственности между Хайасой и армянским народом можно лишь в том случае, если доказать, что хайасцы выселились из своих первоначальных мест обитания в Понте, в долине Чороха и, возможно, в верховьях Евфрата и расселились по всему Армянскому нагорью, полностью или в значительной степени вытеснив предшествующее хуррито-урартское население, и что, таким образом, весь армянский народ или большая его часть физически происходят от хайасцев. В противном случае о физической преемственности от Хайасы можно говорить только в отношении тех сравнительно небольших групп армянского народа, которые непосредственно жили на территорий бывшей Хайасы.
Никаких данных о широком расселения хайасцев на юг, юго-восток и восток не имеется. Высказанное в «Истории армянского народа»[492] утверждение, будто бы с падением Хеттского царства Хайаса усилилась, расширилась на западные районы Армянского нагорья и превратилась в сильное царство, боровшееся с Урарту, не основано на источниках. Напротив, из источников, по-видимому, следует, что объединение Ацци-Хайаса распалось еще в XIII в. до н.э., задолго до падения Хеттского царства, и с тех пор более ни в каких памятниках не упоминается; что впоследствии на территории Хайасы [210] образовалось хурритское царство Дайаэни, а затем северная его часть была занята грузиноязычными племенами; правда, бывший хайасский участок верхней долины Евфрата мог входить в область образования армянского народа, но к тому времени здесь уже не было и следов Хайасы. В источниках нет никаких данных о хайасцах за пределами былой территории Хайасы, ни о каких-либо посредствующих звеньях между Хайасой и армянами позднейших времен.
Что касается культурной преемственности, то армяне, несомненно, преемники всего древнего населения нагорья, в первую очередь хурритов, урартов и лувийцев; нет никаких данных об особо важном культурном воздействии на позднейшее население нагорья со стороны именно Хайасы более, чем Исувы, Алзи, Уруатру или Кумме. О культуре Хайасы мы, в сущности, знаем очень мало, кроме ее брачных обычаев и имен божеств, от которых не осталось никаких воспоминаний в армянской традиции[493].
Следовательно, речь может идти только о языковой преемственности. Предположение о такой преемственности между гипотетическим хайасским языком и древнеармянским по своему существу бездоказательно и основано только на некотором сходстве названия страны Хайаса (Ḫajasа со звуком խ) и самоназванием армян — хайк' (haj-kh со звуком հ)[494]. Уже из [211] того, что было сказано выше о характере этнонимов вообще, видно, что это сходство отнюдь не является доказательством органической связи этих терминов. При этом, как показывают примеры аналогичных по структуре древнеармянских слов[495], сказать, как звучала исходная форма слова հայք очень трудно: в начале его мог быть и согласный р-, и праиндоевропейский ларингал *Н-, и звук h-, сам имеющий в индоевропейских языках различное происхождение, например, из s-; дифтонг -aй- тоже мог восходить к различным звукосочетаниям, в том числе к ‑ате‑, ‑ати‑. Основой слова հայք является հայո (а не, скажем, *հայա‑)[496], и в нем нет никаких следов суффикса ‑са. Этот суффикс Г. А. Капанцян толкует как древний малоазиатский топонимический суффикс ‑ssa(s)[497], действительно широко распространенный во всей Малой Азии. Но есть одна область, где этот суффикс совершенно не встречается, и это именно Армения. Поэтому в слове «Хайаса» элемент ‑са, если и является суффиксом, то не имеющим отношения к древнеармянскому языку; но возможно, что он входит в основу слова; объяснить его отсутствие в слове հայք при предположении его происхождения от термина Խայասա весьма трудно.
490
Каски, по-видимому, осели северо-западнее, в «стране Каску», где-то около верховьев Галиса. Они не имеют отношения к разбираемой на проблеме; об их вероятной этнической принадлежности см. выше, стр 12-13 и 192.
491
Г. А. Капанцян, Хайаса — колыбель армян, Ереван, 1947. Существенным недостатком данной, как и многих других работ этого заслуженного ученого, являются с общелингвистической точки зрения — игнорирование вопросов исторической фонетики и, как следствие, нечеткое различение заимствований от фактов языкового родства, а с точки зрения клинописной филологии — привлечение на равных основаниях достоверных и недостоверных фактов, проверенных и непроверенных гипотез, устаревших и новейших чтений и сведений. Кроме того, связывая хайасцев этнически, прежде всего, с древними палайцами, Г. А. Капанцян ошибочно считал последних (как и лувийцев) носителями древнейших, доиндоевропейских языков, что, естественно, привело к существенному искажению всей лингвистической перспективы. Вследствие всего этого, несмотря на наличие у Г. А. Капанцяна многих тонких наблюдений, неподготовленный читатель едва ли сможет выделить их среди утверждений спорных и неверных.
492
«История армянского народа», изд. АН АрмССР, ч. I, Ереван, 1951, стр. 25. Г. Б. Джаукян указывает на некоторое сходство отдельных топонимов центральной Армении с топонимикой Хайасы, но это может объясняться общим «куро-араксским» субстратом и другими причинами, например, общей принадлежностью хайасцев и жителей центра нагорья к хуррито-урартской группе языков.
493
О материальной культуре Хайасы мы не знаем ничего. Памятники с городища Алтын-тепе в Эрзинджанской долине, приводимые Г. А. Капанцяном (Хайаса — колыбель армян, стр. 105 и табл. I-II) в качестве хайасских, в действительности урартские (правда, на одном предмете найдена «хеттская иероглифическая» надпись). Крепость на холме Алтын-тепе была построена в урартское время, а до этого холм не был заселен со времен III тыс. до н.э., когда на нем находилось поселение “куро-аракской" культуры, см. Таhsin Özgüç, Excavations at Altintepe, «Türk Tarih Kurumu Belleten», XXV, 98, 1961, стр. 269-290.
494
Любопытно, чго Г. А. Капанцян (Хайаса — колыбель армян, стр. 17), справедливо отвергая сделанное И. Марквартом сопоставление засвидетельствованного в рукописи греческого автора названия понтийского племени Khaoi с самоназванием армян հայք на том основании, что “армянское национальное имя haj не начинается с твердого заднеязычного спиранта «х»", тут же утверждает тождество հայք с названием Хайасы, хотя и оно начинается ”с твердого заднеязычного спиранта «х»" (խ), а вовсе не с
495
Հայր, из праиндоевропейского *раtеr „отец“, հաւ из *Hawos „дед”, աղ из (հ)աղ из *sal „соль“ и т.д.
496
Хеттское а может
497
Г. А. Капанцян, ук, соч., стр. 39. Суффикс этот засвидетельствован в лувийском языке, но, по мнению Т. В. Гамкрелидзе («Хеттские языки» и вопрос о переселении в Малую Азию индоевропейских племен, «Труды Института языкознания АН Груз. ССР», Серия восточных языков, VI, Тбилиси, 1957, стр. 45 сл.) может восходить к доанатолийскому (хаттскому) субстрату.