Отчуждение возникает от понимания, что то, что ты делаешь, ты делаешь не для себя и не ради уважения или похвалы – это делается для других, по их указке. Именно это считалось отличительным признаком пролетариата. Но у тех, кто составляет прекариат, есть еще несколько специфических дополнений, в том числе ощущение, что их обманули – внушали, что они должны быть «счастливы» и благодарны, раз у них есть работа, велели «мыслить позитивно». Им велели радоваться, но они не понимают – чему. Они пережили опыт того, что Брайссон (Bryceson, 2010) назвал «несостоявшейся попыткой профпринадлежности», что могло иметь как раз обратный психологический эффект. Люди в подобных обстоятельствах, вероятнее всего, страдают от общественного осуждения и утраты цели. Отсутствие профессии создает этический вакуум.
Прекариат не обмануть. Его осыпают шквалом увещеваний. Но разве умный человек может так легко поддаться? В книге «Улыбайся или умри» Барбара Эренрейх (Ehrenreich, 2009)[4] подвергла критике современный культ позитивного мышления. Она напомнила, как в США в 1960-е два шарлатана – Финеас Куимби и Мэри Эдди – основали псевдорелигиозное движение Новое мышление, в основе которого были идеи кальвинизма и утверждение, что вера в Бога и позитивное мышление приводят к положительным результатам в жизни. Эренрейх проследила эту тенденцию применительно к современному бизнесу и финансам. Она рассказала, как на мотивационных собраниях лектор, обращаясь к сотрудникам, работающим на краткосрочном контракте и плохо уживавшимся в коллективе, приводил пример хорошего сотрудника: это «позитивный человек», он «все время улыбается, не жалуется и с готовностью подчиняется всему, чего потребует начальник». Не хватало только принять к действию старое китайское высказывание «Кланяйся так низко, чтобы император не видел твоей улыбки». Но реакцией на такую отчуждающую болтовню, с которой прекариат вынужден мириться, скорее всего, будет не улыбка, а зубовный скрежет.
Возможны и другие реакции, помимо подавляемого гнева. Например, прекариат может скатиться в губительную зону заблуждений и иллюзий, как это видно на примере жителя Южной Кореи, давшего интервью для газеты International Herald Tribune (Fackler, 2009). Журналист отмечает:
В чистом белоснежном университетском пуловере, с блестящим мобильным телефоном, Ли Чаргшик отчасти похож на менеджера девелоперской компании по строительству кооперативного жилья, а именно такую должность он занимал вплоть до прошлогоднего финансового кризиса, – и до сих пор говорит друзьям и родным, что все еще ее занимает.
Но тайком от всех, никому не рассказывая, он начал работать на краболовном судне. «Разумеется, я не собираюсь упоминать должность рыбака-краболова в моем резюме, – сказал мистер Ли. – Такая работа ниже моего достоинства». И добавил, что в телефонных разговорах он старается не упоминать о своей работе и избегает встреч с друзьями или родственниками из опасения, что его тайна откроется. Другой человек, работающий на краболовном судне, сказал, что ничего не говорит своей жене, третий наврал жене, что был в Японии, так не хотелось ему признаваться, чем он занимается. Подобные истории о понижении статуса довольно распространены. Именно ощущение, что они системны и являются структурной особенностью современного рынка труда, заставляет насторожиться.
Прекариату не хватает самоутверждения и уверенности в социальной ценности своего труда, за самоутверждением он должен обращаться к другим областям, удачно или нет – это как получится. Если удачно, то тяготы работы, которую такой человек должен выполнять на своей эфемерной нежеланной должности, покажутся меньше, и мысли о статусе будут не так мучительны. Но способность самоутвердиться за счет чего-то у прекариата невелика. Есть опасность, что он будет чувствовать себя постоянно занятым, но при этом изолированным – одиночкой в толпе.
Отчасти проблема в том, что у прекариата очень мало надежных связей, особенно по работе. Исторически чувство доверия возникало в устойчивых сообществах, которые создавали организационную основу для товарищества и братства. Если кто-то испытывает неловкость оттого, что не знает своего социального статуса, доверие будет условным и хрупким (Kohn, 2008). Если люди предрасположены доверять друг другу и совместно действовать, как предполагают социальные психологи, тогда в условиях бесконечной изменчивости и неуверенности любое ощущение сотрудничества или морального консенсуса окажется под угрозой (Haidt, 2006; Hauser, 2006). Мы делаем то, что нам по силам, действуем с выгодой для себя, часто на грани аморальности. Этому проще найти оправдание, если каждый день мы слышим об элите и знаменитостях, безнаказанно нарушающих моральные заповеди, а у наших поступков нет даже тени будущего.
4
Впервые опубликована в США в 2006 г. под названием