Не только ничего не осталось, но возникла даже полемика, где мог стоять дворец и прочее: на правом (западном) или левом (восточном) берегу? Верно ли означен он на планах Мичурина, Хавского и других? Но все это решается следующим прямым и документальным сведением г-на Колосовского [5].
Из всех орошений, водопроводных и водополивных машин и тому подобное уцелел доселе еще лишь один только «царский колодец» между бывшим дворцом и мостом ближе к реке, в нынешнем Колодезном переулке[6].
Кто же был главным помощником и частью внушителем тишайшего царя в его мирных и благородных нововведениях в том, что «государственное устройство получило новый вид, новое уряжение»?
Это — скромный, но знаменитый уже, просвещенный Артамон Матвеев, близкий «собинный его друг», и воин, и муж совета, и начальник приказов —Посольского и Малороссийского, к которому царь писывал письма и записочки не иначе, как «друг мой Сергеевич!» А когда он находился при войсках под Смоленском, то царь умильно просил его: «Приезжай к нам скорее! Дети мои и я без тебя осиротели! За ними присмотреть некому; а мне посоветовать без тебя не с кем!» 1.
Этот-то умный, высокочестный, бескорыстный друг царя, сносящийся с Европой и разумно ценящий ее, завел у себя в доме все полезное и изящное; выписывал для государя как русских знатоков [7], так и иностранных мастеров, музыкантов, актеров; но иностранных — не для водворения их здесь навсегда господами, а только для немедленного обучения природных русских учеников.
Матвеев, подобно Ордыну-Нащокину, Ртищеву и другим видным лицам царствования Алексея Михайловича, отличался любовью к новизнам иностранным: дом его был убран по-европейски картинами, часами и другими диковинками; жена его не жила затворницей, а сын получил европейское образование.
Дом Матвеева находился как раз по дороге, и притом по кратчайшей, от Кремля в Преображенское и Измайлово. Это — прямая линия, в начале которой была церковь Покрова и на конце, близ Яузы, находится церковь тоже Покрова, линия в 4 версты, составлявшая в своем начале улицу, а далее дорогу Покровскую [8], на которой находились Покровские ворота, сломанные в конце XVIII века[9].
Немудрено, что по этой дороге в эту сторону столицы, где лежит Преображенское, все притягивало царя более, чем в какую другую. Однажды он, запоздав, остался у «Сергеевича» ужинать запросто и увидел тут его семью: жену, трехлетнего сына и воспитанницу-красавицу [10], девицу 17 лет, Наталью Кирилловну Нарышкину (дочь тарусского помещика, стольника и полковника рейтарского строя, Кирилла Полуектовича Нарышкина). Будучи уже в зрелых летах[11], он вдруг пленился ей, но скрыл это на первый раз, а только заговорив с ней, как бы шутя обещал найти такой красавице жениха. Через неделю же, проезжая опять по той же дорожке в Преображенское, заехал и объявил Матвееву, что жених- то будет он сам...
Перепуганный Матвеев пал на колена: «Ну, теперь сживут меня со света!» — умолял царя спасти его от злобы завистников. Государь дал слово не верить наветам и просил не печалиться, сказавши при этом, что можно устроить никому не в примету. «Представляй Наталью по указу... да смотри... поскорее!..»
Матвеев исполнил волю царскую как мог поспешнее, и представленная с тремя другими Наталья удостоилась формального царского приказания: оставить наверху.
Вскоре, по-старому обычаю, собрано было из разных дальних городов до 60-ти благородных девиц в царские чертоги для избрания невесты государю. Само собой разумеется, что дело решено было заранее, и жребий выпал прекрасной Наталье, которая взяла над всеми преимущество.
Через несколько месяцев совершилась и свадьба (1671 года 22 января), а через две недели после веселья царского высокой чете новобрачных подносили дары в Золотой палате патриарх, власти, бояре, думные люди, гости и посадские, даже и из «черных слобод». Всех дароприносителей угощал государь в Грановитой палате. В апреле царь с супругой ездил по монастырям: в Троицкую лавру, да в Александровскую слободу[12]. В конце мая переехал двор в село Преображенское, а в августе в Коломенское. Государь бывал в столице только по праздникам, большую часть досуга проводил с семьей, находясь более в Преображенском.
Царица Наталья Кирилловна получила большую силу над царем. В противность прежним обычаям, она позволила себе ездить в открытой карете [13] и показывалась народу к соблазну ревнителей старины, видевших в подобных явлениях приближение антихриста. Алексей Михайлович до такой степени изменился, что допускал то, о чем и не смел бы подумать несколько лет тому назад, когда церковные ходы и царские выходы доставляли единственную пищу его врожденной страсти к художественности.
5
В делах Московского Губернского архива было найдено несколько планов на участки городской земли, находящейся на правом берегу Яузы близ Сокольников и проданной в начале нынешнего столетия частным лицам. На одном из таковых планов, составленном в 1802 году, на участок, проданный в том же году жене полковника Алексеевой, значится: «разрушенное и без крыши строение Преображенского дворца». Участок земли, на который составлен этот план, не подвергался в своих границах никаким изменениям со времени составления плана, и достоверно известно, что теперь он находится во владении г-на Борисовского (сахарный завод, теперь не работающий), вследствие чего для определения места дворца явилась возможность ограничиться весьма незначительным пространством. Достоверно можно утверждать, что дворец этот пришел в ветхое состояние, вероятно, еще в половине прошлого столетия. В 1802 году еще можно было видеть половину разрушенного его остова, имевшего в это время форму буквы Г, но в 1803 году этих развалин уже не было. («Из Московских ведомостей» 1880 г. июня 12-го № 161. Подробности см. там же.)
6
Колодец называется иногда и святым. Долго был он в запущении; лишь недавно расширен, устроена паровая водокачка; по большому количеству ключей он обилен водой, имеющей очень хорошие качества, снабжает ею все Преображенское, Семеновское и др. ближайшие места.
7
«Виноградный киевский садовод Филарет — в сады ездить с полковником и головой стрелецким Артамоном Матвеевым...»
8
Впоследствии часть улиц Покровки прозвалась Маросейкою, от Малороссийского подворья, часть — Старобасманной (Басман значит «хлеб»; где ныне Запасный дворец, там был прежде старый Житный двор у Красных ворот, названный в 1745 году Полковым житным двором, в слободе же между ним и церковью Никиты Мученика жили дворцовые пекаря, хлебники-басманники); далее улицы Басманной следует площадка, названная Разгуляем от кабака, и 2-я площадка — Елохова или Ехало- ва; вправо от последней начиналась пресловутая Немецкая слобода (на ручье Кукуе); затем до реки Яузы и моста уцелело прежнее наименование Покровской.
9
Вблизи этих ворот, следуя в Преображенское, находится церковь Воскресения Бараши. В 1812 году большая часть ризниц этой церкви была спасена от расхищения французов моим дедом (отец моей матери) Иваном Силычем и священником этой церкви Симеоном Алексеевым (смотри подробнее приложение № 1).
10
Что подтверждает и иностранец Рейтенфельс, имевший случай в доме Матвеева два раза видеть Наталью. Он говорит: «Цветущая молодостью и красотой, стройная станом, с приятной улыбкой на устах, она была очаровательна, речь ее была звонка и все манеры приятны».
12
Александровская слобода известна еще при царе Иоанне Грозном, где он некоторое время и жил (см. приложение № 2), ныне очень бедный город Александров, Владимирской губ. В тамошнем девичьем монастыре в Петровское время было несколько заточениц, невольно постриженных, между прочими сестра Петра I, царевна Марфа (инокиня Маргарита) Алексеевна, а с 24 марта 1718 года здесь были заперты игуменья Суздальского Покровского девичьего монастыря Марфа, знаменитая наперстница царицы Евдокии Лопухиной — Капитолина и некоторые другие. Тюрьмы их и до сих пор целы под Успенскою церковью. Недалеко от этой церкви видны следы бывших и давно заросших прудов, в которых, по преданию, царем Иоанном Грозным много погублено несчастных.
13
Маржарет, описывая жизнь русских знатных женщин (1601 — 1611 гг.) говорит: «Когда государыня отправляется куда-нибудь в путь, то за ее повозкой следует большое число знатных госпож верхами (!), точно как мужчины, в поярковых белых шляпах, похожих на те, что носят аббаты...» То же самое подтверждает и Олеарий, с прибавлением к сказанному, что девицы и прислужницы, провожающие в поход великую княгиню (царицу), были в алых (красных) юбках, а на шее имели белые покрывала, и все весьма заметно были нарумянены.