Федосеевцы со всех концов Москвы стекались на кладбище, увлекая с собою и православных. Многие богатые федосеевцы из своих домов совсем переселились на кладбище; чем более усиливалась болезнь, тем более увеличивалось в кладбищенских приютах число приходящих. Понятно, ограда истинного христианства — кладбище не спасало от холеры; напротив, стечение народа и теснота помещения еще более увеличивали число ее жертв. Но это множество умирающих собственно и послужило к обогащению кладбища: наставники, исповедцы больных, обыкновенно убеждали их жертвовать все свое имущество в пользу общины.
Обогащаясь на счет федосеевцев, умиравших от холеры в богадельном кладбищенском доме, попечители жалели, что многие из этих единоверцев умирали в общественных больницах без напугствования, а главное — не имея через кого завещать Христу остающееся достояние. Чтоб устранить такой ущерб, попечители решились открыть больницу на собственное иждивение и испросить у начальства позволение на открытие ее. При посредстве Т-ва позволение получено очень скоро, и больница открыта в доме купца Бавыкина[225]. Поступившие сюда холерные, большей частью федосеевцы, исповедовались у Преображенских наставников, которые безвыходно жили в больнице, и имение умиравших здесь поступало в пользу кладбища.
Как велико было число совращенных в раскол во время эпидемии, можно судить по тому, что на кладбище недоставало чанов для перекрещивания желающих, что крещальни на Хапиловском пруду были постоянно заняты, и что, наконец, пришлось нанять для той же цели какие-то бани у Покровских ворот...
Таким образом, несчастный 1831 год для Преображенского кладбища был не менее важен, чем 1771 год. Пользуясь бедствиями и беспорядками столицы, кладбище сильно обогатилось и приобрело множество новых членов, и, несмотря на все это, попечителям даны золотые медали за подвиги благотворения; ходатаем и в этом случае был Т-в.
В 1834 году последовал указ об отобрании от кладбища незаконнорожденных детей. Этой мерой надеялись отнять у раскола будущих распространителей его, но Т-в заблаговременно уведомил попечителей об этом распоряжении. Немедленно дети, в числе 200, были отправлены в Коломну, Иваново и другие места. Взрослым выхлопотали виды и разместили их по домам, принадлежавших кладбищу. Когда смотритель явился на кладбище для исполнения указа, он нашел не более двадцати питомцев и, к удивлению, толпу фабричных, которые собирались защищать прижитых ими детей; женщины осыпали дерзкими укоризнами государя и исполнителя его воли. Несмотря на то, смотритель в точности исполнил поручение. Впоследствии отобранные дети были возвращены и воспитаны в правилах федосеевского согласия.
В другой раз последовало распоряжение привести в известность все недвижимые имения кладбища, состоявшие в долгах, заводах, лавках, землях, лугах и проч., и продать их с аукционного торга с той целью, чтобы отнять у кладбища один из наиболее важных источников дохода. Но федосеевцы успели устроить дело так, что на торги явился купец Г-в, бывший притом прихожанином кладбища, который и приобрел недвижимые кладбищенские имения за 130000 рублей; но они только числились за Г-м, на самом же деле составляли собственность Преображенского кладбища, как и прежде.
В 1838 году смотрителем кладбища был князь У-в, человек совершенно бескорыстный, который находился в этой должности очень недолго. Его сменил человек, умевший с замечательным талантом узнавать все, что делалось в стенах кладбища, когда и сколько являлось беспаспортных, когда производились погребения, когда находили мертвых младенцев и т.п.[226] Попечители хотели назначить ему годовую плату
в надежде прикрыть все злоупотребления на кладбище, но он объявил, что находит более справедливым оценивать каждое из них в отдельности.
При этом смотрителе была назначена внезапная ревизия кладбища, следствием которой могло быть совершенное его уничтожение. Новый смотритель успел проведать о ревизии и, разумеется, за соразмерное вознаграждение известил о ней попечителей. В продолжение одних суток они распорядились следующим образом: 200 женщин и все беспаспортные были отправлены из Москвы, имевшие паспорта размещены в городе по кладбищенским домам; сундук с капиталом в 12000000 рублей и всеми драгоценностями кладбища перевезен к купцу Г-ву; все здания, вновь построенные с позволения последнего смотрителя, перекрашены в серый грязноватый цвет, так что казались совершенно старыми, словом,— все было устроено так, что ревизия оказалась нестрашной и прошла без особенных последствий для кладбища. В непродолжительном времени возвратились и все уезжавшие из Москвы по случаю ревизии.
226
«Есть предание, как один из попечителей, Матвей Григорьев, в полночь нес на могилы (Преображенского кладбища) в кульке задушенного новорожденного младенца и с такой ношей попался навстречу местному квартальному надзирателю, который, не подозревая ничего преступного в Григорьеве, как попечителе кладбища, купце-богаче и благодетеле даже для самого надзирателя, только спросил его: „Что это вы, Матвей Григорьевич, несете в кульке?" Григорьев, пряча дальше кулек, ответил: „Маленькое подаяньице кладбищу". Когда же надзиратель просил его показать ему кулек, тогда Григорьев сказал: „Христос повелел творить милостыню втайне, так чтоб шуйца не знала того, что творит десница, а то уж не милостыня, о которой знают все", и тем отделался от надзирателя, о чем сам Григорьев после рассказывал своим приятелям с дополнением, что при виде квартального душа ушла в пятки, да Бог выручил от антихриста». (См. «Прогулка на Преображенском кладбище», соч. А. С-на, стр. 40 и 41)