С восточной стороны монастыря находится Преображенское кладбище, с западной — Камер-коллежский вал, с северной — женское федосеевское беспоповщинское отделение (с 1866 года в нем помещаются все федосеевцы обоих полов Преображенского богадельного дома), а с южной — Хапиловский пруд, на котором, как нами уже было сказано, была устроена в виде купальни крестильня для перекрещивания совращаемых в их секту православных (она в 1852 году уничтожена самими же федосеевцами).
Поводом к основанию монастыря послужили отчасти бесчинства, ругательства, притеснения и насмешки раскольников над бывшей там единоверческой церковью, главной же причиной основания его было присоединение в 1865 году из раскола к единоверию нескольких монашествующих лиц, бывших членов так называемого Австрийского или Белокриницкого священства.
До открытия монастыря в мужском отделении Преображенского богадельного дома существовала с 1854 года единоверческая церковь с находящимся при ней причтом и приходом[229], не упраздненным и по открытии монастыря. В 1856 году 16 сентября это место удостоили своим посещением наследник цесаревич Николай Александрович (в Бозе почивший в 1865 году) и их императорские высочества великие князья Александр Александрович, ныне в Бозе почивший государь император, и Владимир Александрович, причем цесаревичу была поднесена церковным старостой означенной церкви А. Сорокиным икона древнего письма во имя Седьми- цы с Неделей Всех Святых * *.
Монастырь по просьбе всех московских единоверцев с высочайшего разрешения назван Никольским в память скончавшегося царевича Николая Александровича. Внутри монастыря находится каменная одноглавая церковь с невысокой каменной же колокольней, устроенная из бывшей беспоповщинской федосеевской главной молельни, называвшейся соборной часовней[230].
В начале 1854 года часть самых главных федосеевских прихожан Преображенского богадельного дома изъявила желание присоединиться к единоверию с тем, чтобы на мужском отделении оного дома устроить единоверческий храм из упомянутой молельни, на что к удовлетворению их желания и последовало высочайшее повеление. Желание обратившихся к единоверию устроить здесь церковь было тем естественнее, что обряды единоверческого богослужения, к которым были привычны присоединяющиеся, похожи на старообрядческие, и поэтому переход их из раскола к православной церкви сделался для них незаметным.
За неимением при этой молельне алтаря первоначально устроен был в ней на северной стороне в трапезе придел, и 3 апреля 1854 года он был освящен по старопечатным книгам и обрядам московским митрополитом Филаретом во имя св. Николая чудотворца, в вечную память императора Николая Павловича, который, заботясь о распространении православия, повелел открыть церковь в самом главном гнезде раскола зловредной беспоповщинской федосеевской секты, отвергающей браки, допускающей одни только блудодеяния и почитающей царя антихристом, а всех властей, духовных и гражданских, антихристовыми слугами.
Затем начата была пристройка к бывшей Успенской молельне каменного алтаря для главного храма, который 2 июня 1857 года, в праздник всех Святых, при большом стечении народа был освящен [231] по древнему обряду тем же митрополитом во имя Успения Пресвятой Богородицы, именем которого называлась и бывшая федосеевская молельня, обращенная в сказанную церковь[232]. При освящении церкви митрополит был в древнем омофоре, панагии первого патриарха Московского Иова, в наперстном кресте всероссийского митрополита Макария и в древней митре, с посохом московского святителя Алексия.
В иконостасах главного Успенского храма иконы остались те же, какие были и раньше в этой молельне и которые, говорит предание, основателем Преображенской общины Ковылиным были подменены и похищены[233] из церкви св. Анастасии, что на Неглинной близ Кузнецкого моста, построенной царицей Анастасией, супругой царя Иоанна Грозного (теперь уже не существующей). За допущение такого подмена церковнослужители той церкви были лишены своего сана, а Ковылин предан уголовному суду, который, будучи им подкуплен, постановил очень знаменательное следующее определение: «Так как главные виновники, допустившие похищение образов, наказаны духовным судом, а соучастник оного похищения Ковылин скрылся, то это дело прекратить».
230
Она построена по плану Царицынского дворца и названа Успенской; строителем ее был Ковылин, собравший к открытию молельни единомыслящих сектантов со всей России; открытие происходило с большим торжеством. В числе приезжих находился стародубский отец Петр Федоров, не принимавший участия в открытии; он упрекал Ковылина в непомерном его честолюбии и говорил, что беспоповщинским старообрядцам не следует строить таких громадных, похожих на церкви, молелен, в которых подобает служить священникам и архиереям, а не простолюдинам. (За такое резкое замечание Ковылин поручил одному из Преображенских скотников убить Федорова, но скотник по ошибке убил шедшего ночью в молельню к утрене похожего на Федорова другого беспоповщинского старика.)
231
На престол был возложен митрополитом древний холщовый антиминс, освященный при патриархе Филарете Никитиче.
232
В этом храме находится очень много (большей частью похищенных раскольниками) древних икон корсунского, новгородского, строгановского, московского и других школ письма, между ними есть иконы царских иконописцев, оцениваемые в десятки тысяч рублей. Для любителя древней иконописи это собрание представляет немало любопытного, и обозрение желающим очень доступно. К сожалению, этого нельзя сделать на раскольничьем женском дворе федосеевцев, где есть (в небольшом количестве) такие же иконы, потому что федосеевцы до сих пор смотрят на православных недоброжелательно и вообще обращаются грубо, а на вопросы отвечают неохотно.
233
История похищения икон довольно любопытна,— она показывает, к каким средствам прибегал Ковылин для достижения своих целей. На Неглинной, близ самой церкви св. Анастасии, у него был погреб иностранных вин, который привлекал много посетителей, и в числе их часто являлся священник упомянутой церкви. Ковылин сблизился с ним, поощрял в нем слабость к вину и один раз, после обильных возлияний, предложил ему за значительную сумму отдать старинные местные образа из его церкви, а на место их поставить копии, приготовленные Ковылиным и довольно хорошо сделанные. Тот согласился, и образа поступили в собственность федосеевской общины. Похищение, однако же, скоро было замечено, и священник отдан под суд. Опасаясь лишиться драгоценного приобретения, Ковылин передал иконы для сохранения одному крестьянину села Черкизова, Даниле Керову, у которого они лежали семь лет, зарытые в амбаре, наполненном рожью; в то же время федосеевцы распустили слух, что иконы сгорели во время какого-то небывалого пожара. Когда же следствие было прекращено, они украсили иконостас Преображенской часовни, и федосеевцы начали разглашать, что находящиеся у них иконы приобретены из большого Успенского собора. Ковылин не забыл священника, который оказал ему такую важную услугу и из-за него отставлен был от места: он постоянно выдавал ему денежный пенсион по 25 рублей в месяц.