Дворяне отвечали на это: «Готовы умереть скорее, государь, нежели покориться врагу. Все, что мы имеем, отдаем тебе своим состоянием и собою». Все бывшие в зале не могли удержаться от слез. Государь был сам чрезмерно тронут. «Я многого ожидал от московского дворянства,— сказал он в ответ на предложение дворян,— но оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас именем отечества».
Затем государь вступил в залу, где собрано было московское купечество. Сказав им несколько лестных слов, он объявил о пожертвованиях дворянства. Купцы тут же, не выходя из залы, не более как в полчаса сделали подписку на 2400000 рублей. Городской голова Куманин[256], которого
капитал состоял из 100 тысяч рублей, первый подписался на 50 тысяч рублей, крестясь и говоря: «мне дал их Бог, и я отдаю их отечеству».
№ 13.
Не лишним будет указать на оригинальность похорон, происходивших при Петре I, как очень характерную для того времени. В дневнике Берхгольца находим следующее описание похорон одного иностранца, хотя и неизвестного, но, по- видимому, не бедного, господина Персона. Перед выносом тела все присутствовавшие получили от распорядителей каждый по несколько вещей, равнявшихся по цене 5'/2 рублей, именно: по кольцу в 4 рубля, на котором внутри было вырезано имя, время рождения и смерть покойного, а снаружи приделана мертвая голова из эмали — таких колец было заказано более двухсот — по длинному куску флера, по паре белых перчаток и по маленькому букету садовой зелени.
Этот обычай был тогда и у нас, русских, конечно, в богатом и знатном кругу, что мы видим в том же дневнике. В 1723 году 12 декабря происходило в С.-Петербурге погребение обер-гофмейстера и маршала Олсуфьева, на котором присутствовал император с императрицей; после погребения, происходившего в Александро-Невском монастыре, на поминовении за столом был и Петр; сын умершего, мальчик лет семи, поднес каждому из присутствовавших на покрытом черным флером подносе по золотому кольцу ценой от полутора до двух червонцев, внутри которого было вырезано имя покойного.
№ 14.
Подарки, делаемые Ковылиным некоторым начальствующим лицам, были довольно оригинальны. Один из новопосту- пивших в Москву на службу лиц, богатый и неподкупный сначала, не благоволил к распространению и усилению Преображенского кладбища и не любил за распространение раскола Ковылина. Как Ковылин ни подмасливал и ни ухаживал за служащими вокруг этого лица, но дело его все не клеилось, потому что вельможа-начальник просматривал дела сам. Ковылин вызнал все наклонности, страсти, все привычки и образ жизни начальника и воспользовался страстной до бесконечности охотой его к породистым коровам. Он купил четырех холмогорских и других породистых коров и в одно прекрасное утро (как известно, живя сам в Преображенском) велел их выгнать в стадо за Тверскую заставу, зная, что это лицо с балкона своего жилища каждое утро любуется проходящими в стадо коровами.
Действительно, начальник увидал коров Ковылина и послал своего человека спросить, кому они принадлежат и могут ли быть проданы. Узнав, что коровы принадлежат Ковылину, он задрожал и закричал: «Без ножа зарезал меня Илюшка Ковылин!» Однако желание иметь у себя этих коров во что бы то ни стало вынудило вельможу вызвать Ковылина к себе и купить их у него. Ковылин объявил, что коровы непродажные, что он сам страстный охотник до них, но что если тот пожелает, он охотно их подарит. Сколько вельможа ни боролся сам с собой, страсть все-таки одолела, и он решился принять коров в дар. Тогда Ковылин привел коров
к начальнику, с ними привез несколько возов сена и ржаной муки и определил на свой счет коровника своего, желая тем выказать себя простым, добрым, нужным и услужливым человеком, страстным охотником до породистых коров, а через своего коровника (испытанного уже пролазу) следить за действиями вельможи и окружающих его людей. С тех пор Ковылин сделался приятелем и любезным собеседником вельможи.
256
Алексей Алексеевич Куманин, коммерции советник и кавалер, пожертвовавший 50 тыс. рублей, представил их 5 августа в комитет, находившийся в доме главнокомандующего на Тверской, куда желающие жертвовать приносили пожертвования деньгами, сбор которых иногда доходил до 250000 рублей в день. Много также было пожертвований разными вещами, как-то: оружием, одеждой, обувью и серебром в слитках, довольно тяжеловесных. Были приношения от Троице-Сергиевой лавры разной серебряной посуды более 3 пудов и деньгами 70000 рублей, Симонова и других монастырей; митрополит Платон прислал 324 четвертных червонца (см. подроби. «Моск. вед.» 1812 г. № 64 и след.).