Громадный духовный опыт и высокий авторитет старца о. Леонида видны из следующих, например, случаев.
Рассказывают, что в конце 20-х или 30-х годов он посетил проездом Софрониеву пустынь. В то время там жил в затворе иеросхимонах Феодосий, которого многие почитали духовным мужем и прозорливцем, так как он предсказал и войну 1812 года, и некоторые другие события. Отцу Леониду его устроение показалось сомнительным. Побеседовав с затворником, старец спросил его, как он узнает и предсказывает будущее. Затворник отвечал, что Дух Святой ему возвещает об этом. На вопрос старца, каким образом возвещает, затворник объяснил, что Дух Святой является ему в виде голубя и говорит с ним человеческим языком. Отец Леонид, видя, что это явная прелесть вражия, начал предостерегать затворника, говоря, что подобным вещам не следует доверять. Но тот обиделся и с негодованием возразил старцу: «Я думал, что ты, подобно другим, хочешь от меня попользоваться, а ты пришел меня учить!» Отец Леонид удалился и, уезжая из обители, сказал настоятелю: «Берегите вашего святого затворника, как бы с ним чего не случилось». Едва о. Леонид доехал до Орла, как узнал там, что Феодосий удавился.
Недалеко от Оптиной пустыни жил помещик, который хвалился, что стоит ему взглянуть на о. Леонида, как он его всего насквозь увидит. Вот однажды этот помещик приехал к старцу когда у того было много посетителей, и входит в его келлию. Ростом он был высокий и телом тучный. Отец Леонид имел такой обычай: когда хотел произвести на кого-нибудь особое впечатление, то загородит глаза рукою, приставив ее ко лбу козырьком, как будто рассматривая какой-либо предмет на солнце. Так и при входе этого помещика он поднял левую руку и говорит: «Эка остолопина идет! Пришел насквозь увидеть грешного Леонида, а сам, шельма, 17 лет не был на исповеди и у Св. Причастия». Помещика эти слова старца так поразили, что он затрясся, а после плакал и каялся, что он, грешник неверующий, действительно, 17 лет не исповедовался и не причащался Св. Таин.
Был еще такой случай. Один из помещиков, благодетельствовавший монастырю и посещавший его изредка, жил в явной связи с крепостною своею женщиною до старости, хотя от своей законной жены имел уже детей взрослых и женатых. Наслышавшись о старце Леониде, который многих принимал на исповедь, помещик через настоятеля о. Моисея просил у о. Леонида позволения исповедоваться у него. Старец отказал, к немалому оскорблению помещика, который стал просить и о. Моисея, и других лиц, близких к старцу, быть ходатаями за него пред отцом Леонидом. После вторичной просьбы старец неохотно согласился, сказавши, что не отвечает за последствия. Помещик исповедался и не был допущен старцем до Св. Причастия. Можете себе представить огорчение и стыд гордого барина, привыкшего на всех смотреть свысока и не знавшего никогда ни в чем себе противодействия! К еще большему его стыду, сопровождавшая его замужняя дочь его готова была благодарить великого старца за такое решение. Еще раз помещик попытался просить о. настоятеля о заступничестве, но тот отказался и по совести, и потому, что знал непреклонность в таких случаях старца. Что же произошло потом? Помещик, возвратившись домой, через месяц или менее разорвал свою многолетнюю незаконную связь, к общей радости своей законной семьи.
Два последних случая особенно ясно показывают нам великое нравственно-воспитательное значение истинного старца. Какую надо было иметь силу и глубину веры, какую независимость и неподкупность духа, какую твердость убеждения, чтобы сломать и растопить, как воск, толстую и твердую кору гордости и сластолюбия, сковавшую сердца таких людей, как вышеупомянутые помещики! Из окружающих их лиц, из белого духовенства, конечно, никто не посмел бы и заикнуться произнести те слова, которые ничтоже сумняся высказал старец. А если бы и произнес, они произвели бы совсем не такое впечатление. В устах же старца они вызывали смягчение сердца, заставляли плакать, производили нравственное обновление, вызывали глубокий нравственный перелом.
Особенно близок был о. Леонид к простому народу, жалел его, любил и был им взаимно горячо любим и почитаем. Он всегда был осаждаем толпой крестьянок и крестьян, которые несли к нему все свои скорби и нужды.
Он, если можно так выразиться, стоял у самого народного сердца, слушал его биение, то радостное, то скорбное. И простой народ разносил молву о своем любимом старце далеко за пределами Калужской губернии.
Так же близко стоял о. Леонид и к монахиням многих женских монастырей. Под его руководством и там утвердилось старческое окормление, и многие монахини научились внимательно относиться к своей внутренней жизни.
Однако, по слову Псалмопевца, «многи скорби праведнику», и о. Леониду пришлось перенести в Оптиной пустыни немало скорбей. Нашлись иноки, которые в правиле откровения помыслов усмотрели злоупотребление Таинством Исповеди, в приеме многочисленных посетителей, особенно женского пола, увидели нарушение схимнических обетов, в помазании болящих освященным елеем ― горделивую притязательность на дар чудотворения. И вот полетели доносы и жалобы в Калугу, к тогдашнему преосвященному Николаю, а также и в консисторию. Некоторые духовники женских обителей со своей стороны жаловались, что о. Леонид своею проповедью откровения помыслов старцам и старицам умаляет авторитет духовников, заводит новшество и даже ересь.
Преосвященный, желая положить конец неудовольствиям и ропоту, приказал перевести о. Леонида со скитской пасеки в монастырь, запретив старцу принимать посетителей ― мирян, а в женских обителях началось настоящее гонение на учениц о. Леонида: многие из них были изгнаны из монастырей как еретички, другие взяты под строгий начал, лишены мантий и т. п. Самому старцу запретили носить схимническое одеяние. Тяжко скорбел старец от всех этих неприятностей, но скорбел не за себя, а за своих несчастных учениц, в которых старался письмами поддерживать бодрость духа.
И вот как раз в то время, когда о. Леониду приходилось переживать все эти испытания, Господь даровал ему и великое утешение ― найти себе близкого духовного друга и помощника в лице иеромонаха Макария (Иванова). Это был второй знаменитый оптинский старец, преемник о. Леонида и наставник о. Амвросия, почему мы и считаем нужным сообщить о нем несколько биографических сведений[36]. Отец Макарий происходил из дворян Орловской губернии и в миру именовался Михаилом Николаевичем.
Родился он в небольшом имении своего отца под Калугой. Родители его были людьми простыми, добрыми и благочестивыми. В раннем детстве на него имела большое влияние его кроткая и глубоко верующая мать. Она часто посещала с ним Калужский Лаврентиев монастырь, и беседы тогдашнего настоятеля монастыря, архимандрита Феофана, неизгладимо запечатлелись в его младенческой душе. Он так любил о. Феофана, что однажды, присутствуя с матерью за литургией, которую совершал о. Феофан, бросился к нему в алтарь через раскрытые Царские врата. Здоровье Михаила Николаевича от природы было довольно слабое, характером же он обладал впечатлительным, серьезным и глубоким, восприимчивым ко всему высокому, прекрасному и святому.
36
Подробные сведения о нем помещены в книге «Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Макария, составленное И. Л.» Изд. Оптиной пустыни. 1861 г.