Виднеющийся в стороне живописно расположенный город Козельск оживляет местность, не нарушая ее уединения.
Но вот среди невозмутимой тишины природы раздается вдруг мягкий звук монастырского колокола, и чем-то родным, близким, а вместе с тем и святым, небесным повеяло в душу путника. Да, поистине в этой обители все полно удивительной гармонии ― и лес, и луг, и река, и белые стены монастыря, и опрокинувшийся над всем этим необозримый небесный свод ― все охватывает душу единым, цельным впечатлением, ставит ее невольно пред лицом Божиим, наполняет ее отрадным чувством умиления!
Это первое впечатление не только не ослабляется, но еще более усиливается при вступлении в самую обитель. Медленно движущийся паром, управляемый спокойным и приветливым монахом, перевозит богомольца с лугового на лесной ― монастырский ― берег. Сойдя с парома, богомолец прежде всего видит с правой стороны укрепленный на столбе образ Божией Матери, как бы благословляющей вступление путника в посвященную Ей обитель. Обогнув довольно обширный фруктовый сад, путник подходит к началу широкой и высокой каменной лестницы, ведущей к Святым вратам. Вправо и влево от лестницы, с наружной стороны монастырской ограды, тянутся двухэтажные корпуса монастырской гостиницы. Каменная выбеленная монастырская ограда охватывает обитель широким четырехугольником. Поднявшись по лестнице, на одной из площадок которой помещается монастырская иконная и книжная лавка, богомолец чрез Святые врата входит с западной стороны во внутренний двор обители. Прямо перед собой он видит главный храм обители в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы, с приделами во имя святителя Николая и преп. Пафнутия, Боровского Чудотворца. Направо, в некотором расстоянии от Введенского храма, находится храм в честь Казанской иконы Божией Матери, а налево, к северу от Введенского храма, находится храм во имя преп. Марии Египетской и св. праведной Анны, св. благоверного князя Александра Невского и святителя Амвросия Медиоланского, с очень красивым иконостасом. На восток от Введенского храма есть еще храм ― в честь Владимирской иконы Божией Матери.
Таким образом, эти четыре главных храма обители вместе с колокольнею, помещающейся над Св. вратами, составляют правильный четырехконечный крест. Вокруг храмов ― вдоль ограды ― расположены монастырские здания: трапезная, братские келлии и др. Все пространство между храмами занято частию братским кладбищем, частию засажено фруктовыми деревьями.
Если выйти из монастырской ограды направо через ворота, находящиеся в южной стороне ограды, то здесь мы увидим прекрасно устроенную монастырскую больницу с храмом при ней во имя преп. Илариона Великого, а далее ― к югу ― новое монастырское кладбище, «село скудельниче», по выражению архимандрита Досифея, с церковью во имя Всех Святых, за которым начинается лес.
Если выйти из монастырской ограды налево, через ворота, находящиеся в северной стороне ограды, то здесь мы найдем новый гостиный двор, а далее прачечную, скотный двор, за которыми тянутся монастырские огороды. Наконец, если от Св. врат пройти прямо на восток, мимо Введенского храма, и выйти из ограды монастыря в небольшие восточные ворота, то мы вступим прямо в густой лес, через который ведет дорожка в скит, находящийся в четверти версты от монастыря.
Внутри монастырской ограды, после храмов, особенное внимание посетителей обители привлекает к себе братское кладбище.
Здесь ― в характерных могильных эпитафиях ― изображена интересная и поучительная духовная история братства обители, история внутренней жизни многих иноков и мирян, имевших близкое духовное отношение к обители.
Читая эти надписи, есть чему поучиться, есть о чем задуматься, есть над чем умилиться!
Вот, например, рядом с могилою о. Амвросия могила его наставника и предшественника по старчеству иеросхимонаха Макария (родом из орловских дворян), надпись на коей гласит, что «он делом и словом учил особенно двум добродетелям ― смирению и любви». Рядом с о. Макарием похоронен его предшественник по старчеству о. Леонид (из карачевских граждан), который «оставил по себе память в сердцах многих, получивших утешение в скорбях своих». У ног этих великих старцев находятся могилы духовных детей о. Макария ― Ивана Васильевича и Петра Васильевича Киреевских, столь известных в истории русского просвещения[22]. На памятнике Ивана Васильевича написано: «Премудрость возлюбих и поисках от юности моея. Познань же, яко не инако одержу, аще не Господь даст, приидох ко Господу».
«Узрят кончину премудрого и не уразумеют, что усоветова о нем Господь».
Чудная надпись, изображающая весь порядок духовной жизни подвижника, помещена на могиле ученика о. Амвросия, скитоначальника иеросхимонаха Анатолия (из духовного звания): «Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою. И возведе мя от рова страстей, и от брения тины, и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя. И вложи во уста песнь нову, пение Богу нашему». В этих словах псалмопевца со всею точностью изображен весь путь духовного возрастания христианина ― от первоначального пребывания в тине страстей до совершенного упокоения и утверждения чистым сердцем в Господе!
На могиле схимника Карпа написано: «Схимонах Карп, внимательный подвижник, слепец, из крестьян… весь день проводил в тяжелом послушании, а ночь почти всю в рукоделии и молитве. Кротость, молчание с постоянным самоукорением, приветливое обращение с братиею и непрестанное понуждение себя на все благое были отличительными чертами сего подвижника».
На могиле 22-летнего монаха Гавриила читаем: «В семилетнее пребывание свое в монастыре никого не оскорбил, жил в обители как странник, хранил молчание, был послушлив и почтителен ко всем, кроток и благоумилен; имел великое воздержание в пище; к церкви был примерно усерден; во всем открывал свою совесть пред старцем и неуклонно исполнял его советы. Болезнь свою переносил с терпением и благодушием. Скончався вмале, исполни лета долга»
На могиле схимонаха Пахомия читаем: «Скончался 96 лет, а по свидетельству некоторых 106 лет… С самых юных лет до глубокой старости проводил странническую христианскую жизнь, по евангельскому слову, не имея, где главы подклонити. В продолжение своей жизни по нескольку раз посетил все русские святые замечательные места, проживая, где сколько заблагорассудится. За 6 лет до смерти, ослабевши телесными силами, остался совсем на жительство в Оптиной пустыни, где и окончил тихо дни свои. Был неграмотный, но хорошо знал жития всех святых и твердо помнил дни празднования их. Постоянные молитвы его были: „Богородице, Дево, радуйся!“ или „Ангел вопияше Блогодатней“… и „Светися, светися, Новый Иерусалиме!“, которые он всегда пел, входя в дома, посещаемые им, и выходя из них.
Имел обычай просить милостыню, но вскоре затем отдавал оную другим неимущим. Говорил очень мало, но слова его оправдывались впоследствии самым делом, через что многие имели доверие и расположение к нему. На нем исполнились псаломские слова „Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небеснаго водворится. На Мя упова, и избавлю и…“»
Далее следуют столь же выразительные надписи на могилах иеросхимонахов Пимена, Саввы и других, которые мы не приводим. В них заключается много жизненных уроков как для иноков обители, так и для мирян. Читаешь их, и страница за страницей раскрываются перед тобою неведомые миру но сохраненные в назидание братии примеры святой, богоугодной жизни… И не хочется оторваться от этих страниц, не хочется отойти от этих безмолвных наставников!
22
Ныне рядом с могилами братьев Киреевских, у ног старца Амвросия, появилась еще одна свежая могила ― старца о. иеросхимонаха Иосифа, смиренного, кроткого и мудрого ученика великого старца.