Тюрьма
В Московии тюрьмы использовались таким же образом, как и во многих других государствах. Тюрьма представляла собой темницу, место для заключения, где ожидали суда, но само по себе заключение скорее не являлось наказанием, как и в Древней Греции и Риме. За некоторые преступления наказанием могло быть содержание в монастырских тюрьмах. Поскольку христианские церкви избегали смертной казни или телесного наказания и верили в возможность раскаяния и прощения, монастыри, епископы и другие иерархи средневекового Запада и Московского государства использовали тюрьмы для исправления и дисциплинирующего наказания. Сроки заключения были, как правило, незначительными, но условия содержания жесткими, с акцентом на темноте и изоляции для побуждения к размышлениям. Правители обычно прибегали к монастырским тюрьмам в политической борьбе как к альтернативе казни соперника и дальнейшей эскалации насилия. В таких случаях условия содержания в целом были менее суровыми[213].
Короли и города в Европе Средневековья и раннего Нового времени, как и в Московском государстве, сохраняли светские тюрьмы для самых тяжелых преступлений; для менее значительных правонарушений тюрьмы могли быть частными монополиями, содержатели которых получали доход, взимая плату с преступников при помещении в тюрьму и позволяя преступникам пользоваться кабаком и другими услугами в пределах тюремной ограды. Это показывает, что в отличие от современных тюрем их предшественницы давали больший объем свободы перемещения: заключенных могли отпускать днем, чтобы они просили подаяние или зарабатывали на пропитание. Тюрьмы были открыты для посетителей, члены семей могли видеться; для представителей элиты условия содержания были лучше (за определенную цену), чем для простолюдинов. Но условия ни в коем случае не были легкими: голод и болезни постоянно сокращали число сидельцев[214].
Как правило, в московском законе и практике тюрьма редко использовалась для долгосрочного судебного наказания. Законодательные памятники часто устанавливают короткие сроки содержания под стражей, чтобы другим было неповадно[215]. Тюрьмы появляются в законодательстве в середине XVI столетия, отражая развитие триединых юридических отношений. Губные грамоты и Судебник 1550 года устанавливали кратковременное тюремное заключение для преступников, в отношении которых имелось хорошо обоснованное подозрение или которые отказывались признать свою вину, а также для тех, кто совершил преступление против государства (ложное обвинение судебных чиновников, подкуп низших судейских чинов)[216]. В Уложении 1649 года тюрьма упоминалась чаще, обычно с короткими сроками заключения, но наказание за тяжкие преступления включало в себя тюремное заключение от двух до четырех лет. Также часто встречается фраза «посадить в тюрьму до государева указа»[217]. Но в 1669 году Новоуказные статьи в целом отказались от тюремного заключения как санкции в пользу выдачи на поруки или ссылки[218].
С конца XV века для тюремного заключения в Московском государстве использовались различные места. Некоторые родственники великого князя помещались под домашний арест или заключались в Кремле. Брат Ивана III Андрей содержался в неволе на Казенном дворе с 1491 года. Князь Василий Иванович Шемячич, троюродный племянник Василия III, в 1524 году томился «в полате в набережной». Князья Юрий Иванович и Андрей Старицкий также содержались там в 1533 и 1537 годах. Дядя Ивана IV князь М.Л. Глинский был в 1534 году заключен в «каменный дворец позади царского дворца», а в 1538 году его место занял князь Иван Федорович Телепнев-Оболенский [219]. Князь Иван Бельcкий был заключен под стражу в 1538 году в Кремлевском доме князя Федора Мстиславского, бывшего в свойстве с самым влиятельным на тот момент боярином Василием Шуйским. Наемник Генрих фон Штаден сообщал, что в 1560-х годах тюрьмы и пыточные застенки располагались внутри Кремля у северных ворот. Борис Годунов, еще будучи фаворитом, а потом и во время царствования иногда заточал своих соперников, таких как Шуйские и Романовы, в их собственных усадьбах, оставляя им при этом их челядь[220].
Указы XVI века возлагали функции тюрем на губные избы, которые, согласно указу 1555 года, должны были заменить прославившиеся коррупцией и злоупотреблениями частные тюрьмы, а уголовников следовало отделять от других преступников[221]. Монастыри использовались в качестве тюрем для содержания клириков, людей, виновных в религиозных или моральных проступках, и даже для заключения политических соперников[222]. Источники XVII века дают нам больше информации для понимания условий содержания в тюрьмах. В монастырских казематах раскаяние вызывали ужасные условия, описанные в случае ссылки монаха в Тихвинский монастырь в 1687 году: «Велено тое тюрму и двери, и окна заделать кирпичем, толко оставить одно окно неболшое для даче хлеба и воды, и его стеречь накрепко»[223]. Менее суровые меры применили к суздальскому архиепископу [Иосифу Курцевичу], сосланному в Сийский монастырь в 1634 году за недостойный святителя образ жизни. Ему была предоставлена отдельная келья для содержания, а также личный повар и слуга, но было запрещено посещать церковь, причащаться, если только он не был при смерти, а также иметь бумагу и чернила[224].
213
214
215
Рогов доказывает, что это делалось с намерением помещать на короткий срок в монастырские условия:
216
Судебник 1550 г., ст. 4, 6–13, 33–34, 42, 47, 52, 54–56, 58, 71: РЗ. Т. II. С. 97–113. Уставная книга Разбойного приказа янв. 1550 г., ст. 2–3, 8; ПРП. Т. IV. С. 356–358. Медынская грамота 1555 г., ст. 5, 7–8, 11: ПРП. Т. IV. С. 182–184. Судебник 1589 г., ст. 6, 8, 11–12, 103, 107–108, 111, 126: ПРП. Т. IV. С. 414–429.
217
Тюрьмы для тех, кто оскорбил или ложно обвинил чиновников: Соборное уложение. Гл. 1, ст. 7, 9: РЗ. Т. III. С. 85–86; Гл. 3, ст. 1–2, 5, 7, 9: РЗ. Т. III. С. 89–90; Гл. 10, ст. 30–31, 92, 105, 142: РЗ. Т. III. С. 107, 111, 113, 123. До царских указов: гл. 10, ст. 8–9, 186–188: РЗ. Т. III. С. 103, 132–133; гл. 21, ст. 43–44, 71: РЗ. Т. III. С. 237, 242; гл. 25, ст. 2, 6: РЗ. Т. III. С. 252–253. Для чиновников, уличенных в коррупции: гл. 10, ст. 20, 148: РЗ. Т. III. С. 105, 124; гл. 21, ст. 83, 86: РЗ. Т. III. С. 244. За угрозы или совершение преступлений: гл. 10, ст. 135, 139, 141, 202, 231, 251–252: РЗ. Т. III. С. 121–123, 135, 141, 145–146; гл. 11, ст. 27: РЗ. Т. III. С. 156; гл. 21, ст. 9–10, 16, 21, 28: РЗ. Т. III. С. 231–233; гл. 22, ст. 3, 11, 17: РЗ. Т. III. С. 248–249; гл. 25, ст. 3: РЗ. Т. III. С. 252–253. До выдачи на поруки: гл. 21, ст. 64, 92: РЗ. Т. III. С. 241, 245. Взятие под стражу: гл. 6, ст. 6: РЗ. Т. III. С. 92.
218
Новоуказные статьи 1669 г. не указывают тюремное заключение как наказание: ст. 8, 9, 17, 24 и комментарий: ПРП. Т. VII. С. 398–389, 402, 404. Новоуказные статьи 1669 г. завершаются требованием переписывать заключенных и выносить скорый приговор по их делам (ст. 126–128): ПРП. Т. VII. С. 434.
219
Годы заключения и дата смерти: князь Андрей Васильевич, 1491 – ум. 1493: Продолжение Хронографа редакции 1512 года // Исторический архив / Ред. С.О. Шмидт. 1951. № 7. С. 263, 269 (7000, 7002). Князь В.И. Шемячич, 1524–1530: Продолжение Хронографа редакции 1512 года. С. 281, 284 (7032, 7038); ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1: 541 (7031); Новгородские летописи. С. 124 (7037). Князь М.Л. Глинский, 1534–1536:
220
Бельский: ПСРЛ. Т. XIII. С. 126 (7047). См. главу 14 о столкновениях в период малолетства Ивана IV. Годунов:
221
Уставная книга Разбойного приказа янв. 1556 г., ст. 9, 13: ПРП. Т. IV. С. 358–359. Указ 1591 различает разбойные (или татиные) и опальные тюрьмы: ПРП. Т. V. С. 227–228.
222
См. главу 14 о заключении политических соперников в монастыри. В Кирилло-Белозерский монастырь поступало много подобных узников: РГАДА. Ф. 1441. Оп. 2. № 53, 54, 57, 89, 90, 152, 170, 172 (1701–1711); Оп. 5. № 64, 65, 69, 70, 71, 73, 91, 93, 94 (1662–1678); Оп. 6. № 176, 342, 351, 448 (1676–1700). При дворе новгородского архиепископа в XVII в. существовала тюрьма:
224
ААЭ. Т. III. № 249 (1634); другие примеры: