В связи с замечаниями Канариса о том, что выявление гражданских лиц и «политически нежелательных военнопленных» проводят оперативные группы СД, Кейтель написал: «Вполне целесообразно»[14], а в связи с другим замечанием Канариса, что это противоречит принципам вермахта, пометил: «Не совсем».
По-видимому, на трезвый юридический подход Канариса к зверствам, совершаемым в отношении советских военнопленных, кроме всех прочих мотивов, должен был повлиять тот факт, что в то время в его руках находился советский закон, касающийся обращения с военнопленными, который, по словам Канариса, «соответствует основным положениям общего международного права и, более того, положениям Женевской конвенции о военнопленных» [15].
Следует заметить, что отдельным категориям «нежелательных» (с точки зрения политической и расовой) советских военнопленных смертный приговор был вынесен еще до нападения фашистской Германии на СССР. Приговор этот должен был выполнить вермахт вместе с оперативными группами СД, специально созданными для этой цели.
Решение об истреблении указанных категорий военнопленных, принятое еще за несколько месяцев до начала войны, не представляло собой, таким образом, даже репрессалий, кстати сказать, также запрещенных международным правом. Истребление политработников Советской Армии и других «нежелательных» военнопленных началось с первого дня войны и продолжалось до ее окончания. Эта акция, связанная с желанием гитлеровцев придать войне характер битвы двух противостоящих идеологий, имела место, несмотря на то, что Советский Союз, уважая свей международные обязательства (Конвенция Красного Креста и Гаагская конвенция), не применял никаких репрессалий ни к одной категории немецких военнопленных. Нет никаких доказательств того, чтобы «русские убивали немецких офицеров или солдат, которые являлись членами нацистской партии и войск СС. Наоборот, как явствует из тогдашних немецких данных, Россия не предприняла никакой аналогичной идеологической акции против личного состава германского вермахта» [16].
Независимо от того, что советские военнопленные относились к категории пленных, заранее обреченных на гибель, для них умышленно были созданы такие условия существования, что в 1941–1942 годах они умирали, а точнее — массами умерщвлялись в офлагах, дулагах (пересыльных лагерях), шталагах (лагерях для военнопленных рядового и сержантского состава) и «лазаретах» для военнопленных. Десятки тысяч их погибли по пути к этим лагерям в результате бесчеловечных условий транспортировки.
Больных и раненых пленных не лечили; во многих случаях их добивали на поле боя или убивали в госпиталях вместе с врачами, медсестрами, санитарами и санитарками. Многие военнопленные были подвергнуты в лазаретах и концлагерях медицинским экспериментам, бесчеловечным по своим целям, не говоря уже о способе их проведения, обычно кончавшимся мучительной смертью, уничтожением в газовых камерах или расстрелом.
Вполне понятно, что создание таких условий, которые явились причиной гибели огромных масс пленных, — это отнюдь не случайное дело, а осуществление запланированной с холодным и варварским расчетом акции истребления, которая была одним из средств достижения преступных политических целей. Восточная Европа, вплоть до Урала, должна была стать «немецким жизненным пространством», с территории которого должны были исчезнуть (то есть должны быть истреблены) «расово чуждые» евреи, все участвующие в Сопротивлении и в первую очередь коммунисты. «Излишек» населения в виде 50 миллионов славян, в том числе около 16–20 миллионов поляков, предполагалось переселить в Сибирь.
Таков был в основном план Гиммлера, известный под названием «Генеральный восточный план рейхсфюрера СС», обнаруженный после войны в немецких документах [17]. Поскольку фашистам не удалось осуществить «переселение в Сибирь», они проводили программу истребления.
На этот путь, который превратил германскую армию в армию преступников, солдат вермахта толкали приказы верховного главнокомандования, командующих армиями, командующих военными округами, комендантов лагерей для военнопленных, а равно и других начальников.
Наряду с письменными и устными приказами, непосредственно призывающими к убийству, издавались специальные дискриминационные распоряжения, требующие «строгого» обращения с советскими военнопленными. Конвоир во время транспортировки, охранник в дулаге и шталаге вкладывали в эти формы «соответствующее» содержание.
15
Выражая «сомнения», будут ли русские выполнять это постановление, Канарис предупреждает, однако, об опасности, «что немецкие распоряжения попадут в руки вражеской пропаганды и будут последней противопоставлены русскому закону» («Нюрнбергский процесс», т. III, стр. 105).
17
См. D. Е. Wetzel, Stellungnahrne und Gedanken zum Generalplan-Ost des Reichsführers SS. В польском переводе см. «Biuletyn Glownej Komisji Badania Zbrodni Hitlerowsklch w Polsce», t. V. s. 209–242.