Одним из способов создания видимости совершения кем-либо определенных (противоправных или аморальных) действий является подбрасывание предметов, которые могут выполнить роль вещественных доказательств. Этот прием неоднократно использовался для завязки сюжета художественных произведений: роль таких подброшенных и неправильно оцененных доказательств играли носовой платок в трагедии Шекспира «Отелло» и браслет в драме Лермонтова «Маскарад». Хотя эти «вещдоки» были подброшены не властям, а супругам, т. е. речь может идти не о доносе, а о клевете, суть постановки проблемы не меняется.
Вот пример из собственной практики. В конце 50-х годов в поселке появилось несколько листовок с призывом к рабочим ломать механизмы, срывать выполнение плана и т. д. На одной листовке стояла слегка замаскированная подпись жительницы поселка, на другой — ее инициалы. Следствие выяснило, что автором листовок был житель поселка, который изготовил их на почве личной мести этой женщине с целью добиться ее ареста. Действия виновного по внешним признакам напоминали подстрекательство к диверсии, однако такая квалификация была бы неправильной ввиду отсутствия цели подрыва экономики. С учетом направленности умысла он был осужден за заведомо ложный донос с обвинением в тяжком преступлении и с искусственным созданием доказательств обвинения по ч. 2 ст. 95 УК РСФСР 1926 г. (ныне это была бы ч. 3 ст. 306 УК РФ).
Решение представляется правильным с точки зрения объекта и субъективной стороны. Некоторые сомнения могут касаться объективной стороны. Для уяснения этого вопроса обратимся к анализу, проведенному Л. В. Лобановой. По ее мнению, поводом к возбуждению уголовного дела является и непосредственное обнаружение органом дознания, следователем или прокурором признаков преступления, причем указанные признаки могут быть обнаружены компетентными органами и в результате инсценировки преступления. Подобные действия столь же опасны для правосудия, как и заведомо ложный донос. Квалифицировать их как фальсификацию доказательств по ч. 2 ст. 303 УК нельзя, так как там предусмотрен специальный субъект. Поэтому Л. В. Лобанова делает вывод, что содержание признаков объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 306 УК, должно быть более широким, чем донос как таковой, и должно включать в себя все случаи совершения действий, направленных на то, чтобы компетентные органы получили ложную информацию о совершении преступления[507].
В. В. Векленко, анализируя проблему, указывал, что введение следствия в заблуждение может проявляться не только в ложном сообщении о преступлении, но и в активных физических действиях, направленных на привлечение к уголовной ответственности лица, непричастного к его совершению. Такими формами поведения могут выступать:
— полное либо частичное изменение обстановки после совершения действительного преступления с целью направить расследование в ложном направлении;
— инсценировка совершения невиновным преступления;
— фальсификация отдельных обстоятельств того или иного события для придания ему видимости совершенного преступления и т. п.
В результате В. В. Векленко делает вывод, что такие действия прямо не подпадают под признаки заведомо ложного доноса, поэтому требуется дополнить УК специальной нормой об ответственности за умышленные действия, направленные на введение органов дознания, следствия и суда в заблуждение относительно виновности лица, непричастного к совершению преступления[508].
Таким образом, позиции Л. В. Лобановой и В. В. Векленко в принципе совпадают. По их мнению, для квалификации указанных действий как ложного доноса требуется дополнение УК новой нормой. Однако, пока закон не изменен, вполне правомерным является толкование, которое позволяет привлекать к ответственности за ложный донос в случаях, когда виновный использовал своеобразные, «нетрадиционные» способы распространения ложной информации (как в приведенном примере распространения листовок), так как в ст. 306 УК не содержится никаких ограничений по поводу способа совершения преступления. В подобных случаях можно говорить о допустимом расширительном понимании объективной стороны ложного доноса, но не о применении закона по аналогии, которая запрещена в уголовном праве.
Однако не любое ложное сообщение о преступлении содержит признаки ложного доноса. Практике известны случаи, когда в имитации похищения человека участвует сам «похищенный», который просит родственников уплатить выкуп, намереваясь разделить его с «похитителями». В содеянном имеются признаки вымогательства (ст. 163 УК) и некоторое сходство с ложным доносом, но квалифицировать такие действия дополнительно по ст. 306 УК нельзя, так как нет посягательства на деятельность правоохранительных органов — наоборот, «лжепотерпевшие» настаивают на том, чтобы сведения о похищении не были сообщены властям.
508
Векленко В. В. Заведомо ложный донос: вопросы уголовной ответственности И Преступления против правосудия: уголовно-правовые и уголовно-процессуальные аспекты. Омск, 1996. С. 45-47.