Таким образом, в приведенных высказываниях даны разные толкования конституционной нормы о свидетельском иммунитете. Однако, по нашему мнению, в данном случае речь должна идти вовсе не о нем, а о другом положении, зафиксированном в ст. 51 Конституции РФ, а именно — о привилегии от самообвинения (никто не должен свидетельствовать против себя самого), при которой содержанием показаний является ложная информация о неправомерных действиях, якобы совершенных лицом, предоставляющим эти сведения. Поскольку самооговор заключается в заявлениях или показаниях о собственных действиях (пусть даже фактически не совершенных данным лицом), то в силу привилегии от самообвинения автор этих заявлений не может нести ответственность ни за ложный донос (ст. 306 УК), ни за дачу ложных показаний (ст. 307 УК)
Конечно, заслуживает внимания возражение, заключающееся в том, что при самооговоре речь идет о преступлении, которое автор самоотвода фактически не совершал. Но это соображение вряд ли является весьма существенным, так как привилегия от самообвинения, закрепленная в Конституции РФ, является абсолютной, из нее не может быть никаких исключений. Другое возражение — что самооговор причиняет вред интересам правосудия — также имеет под собой реальную основу, но такой же вред причиняет любая ложь, однако не любая ложь является преступлением (например, ложные показания обвиняемого, не признающего себя виновным в совершенном им преступлении).
Обсуждались также предложения квалифицировать самооговор с целью освободить от ответственности лицо, фактически совершившее преступление, как укрывательство. М. X. Хабибуллин выступил против такого решения, мотивируя это тем, что самооговор не является физическим действием по сокрытию преступления[571]. Эта позиция основана на том, что ее автор вообще отрицает возможность совершения укрывательства интеллектуальными способами[572]. Однако С. С. Кузьмина полагает, что самооговор следует квалифицировать именно как укрывательство[573]. К этому мнению присоединяется Н. С. Косякова, которая одновременно предлагает сделать дачу ложных показаний квалифицированным видом в составе укрывательства[574].
Возможность интеллектуального укрывательства была обоснована выше, при изложении объективной стороны этого состава. Другие авторы, как было показано выше, при обзоре разных позиций по поводу оценки самооговора, вносят предложения о применении норм о ложном доносе или ложных показаниях, но не приводят каких-либо аргументов против квалификации самооговора как укрывательства. В то же время самооговор содержит как объективные (препятствует установлению подлинного виновника), так и субъективные (когда совершается именно с этой целью) признаки укрывательства и тем самым причиняет правосудию вред, типичный для данного преступления. Поэтому такого рода самооговоры должны влечь ответственность по ст. 316 УК.
Субъективная сторона заведомо ложных показаний заключается в прямом умысле. Заведомость относится к ложности сообщения, т. е. виновный осознает, что излагаемые им сведения не соответствуют действительности, и желает, чтобы они стали известны следствию или суду. Сообщение не соответствующих действительности фактов ввиду ошибки восприятия, запамятования и т. д. не образует состава преступления.
Мотивы и цели заведомо ложных показаний могут быть различными: месть обвиняемому или, наоборот, жалость к нему, стремление оказать услугу истцу или ответчику и др. Как показывает практика, чаще всего ложные показания даются в пользу обвиняемого, а их мотивами выступают традиционные для российского менталитета сострадание, желание сохранить отношения со знакомыми, а нередко незаконное воздействие обвиняемого, его родственников и соучастников и вызванное им опасение мести. По данным И. В. Дворянскова в пользу обвиняемых (подсудимых) дается 88,1% ложных показаний, из них из-за боязни расправы 34,6%[575].
571
Хабибуллин М. X. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство... С. 42.