С учетом всего сказанного можно предположить, что объединение законодательных конструкций преступлений против правосудия в рамках одного структурного элемента Уголовного кодекса диктовалось главным образом качественным своеобразием нарушаемых этими посягательствами общественных отношений.
Из наименования гл. 31 УК РФ вытекает, что центральное место среди этих отношений принадлежит деятельности по отправлению правосудия. В юридической литературе верно подчеркивается, что «преступления против правосудия всегда связаны со спецификой деятельности органов правосудия, поэтому иные посягательства, нарушающие нормальную их работу, но не связанные со спецификой правосудия, представляют собой преступления против интересов государственной службы (злоупотребление должностным полномочием, взяточничество и т. п.) либо против порядка управления (например, подделка документов)»[85].
Говоря об анализируемой нами группе преступлений, В. С. Власов справедливо замечает, что «органы, осуществляющие правосудие и способствующие ему, интересуют законодателя не как звено государственного аппарата и не как отрасль государственного управления, а как особый «механизм», выполняющий задачи исключительной важности»[86].
Именно своими целями, своей направленностью на защиту интересов личности, общества и государства прежде всего специфично правосудие как вид юрисдикционной деятельности. Не случайно на конституционном уровне оно объявлено гарантом прав и свобод человека и гражданина (ст. 18 Конституции РФ). Об охранительном характере деятельности по отправлению правосудия можно судить и на основе процессуального законодательства. Так, согласно ч. 1 ст. 6 УПК РФ «уголовное судопроизводство имеет своим назначением:
1) защиту прав и интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений;
2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод».
Нельзя, конечно, упускать из вида, что «государственная защита прав и свобод имеет и другие, внесудебные, формы реализации. Однако в отличие от остальных органов государственной власти, в том числе и правоохранительных, только суд имеет охрану прав и свобод человека своей главной задачей»[87]. Кроме того, судебная защита имеет ряд неоспоримых преимуществ перед иными механизмами охраны. Эти преимущества заключаются в следующем.
Во-первых, судебная защита распространяется на неограниченный круг лиц.
Во-вторых, она касается всех без исключения прав и свобод, принадлежащих индивиду, в том числе не нашедших прямого нормативного закрепления, но не противоречащих закону.
В-третьих, судебной защитой охвачены права и свободы, нарушенные или ограниченные любым органом государственной власти, местного самоуправления, общественного объединения, должностным лицом любого уровня.
В-четвертых, сама судебная защита относится к числу прав, которые не подлежат ограничению ни при каких условиях (ч. 3 ст. 56 Конституции РФ)[88].
Но своеобразие правосудия не только в свойственном ему правоохранительном характере, но и в методах функционирования, ибо «оно может осуществляться только конкретными способами, а не произвольно по усмотрению каких-то должностных лиц или органов»[89]. В Конституции Российской Федерации в качестве методов функционирования правосудия[90] названы конституционное[91], гражданское[92], административное и уголовное судопроизводство (ч. 2 ст. 118). При обращении к любому из этих методов суды стремятся к разрешению конфликтов в правовой сфере жизни общества.
В этом ракурсе правосудие следует рассматривать как деятельность познавательную и правоприменительную. И. Я. Фойницкий подчеркивал: «Как уголовное, так и гражданское производство стремятся к достижению правильного решения дела, сообразно с истиной, причем в основание кладутся общие логические приемы раскрытия истины. Решить судебное дело — значит дать ответ на два вопроса: произошло ли искомое и какая правовая норма должна быть применена к происшедшему? Второй вопрос решается на основании юридических учений о применении законов путем толкования и аналогии. Что же касается первого, то он есть лишь повторение общего вопроса об отыскании истины, и для судебного ответа на него необходимы те общие приемы, которые с этой целью применимы в области науки; подобно последней, судебное производство слагается из исследования (следствие, розыск) и оценки (решение, приговор); анализ и синтез составляют и для него могучие устои»[93].
85
Курс уголовного права. Особенная часть. / Под ред. Г. Н. Борзенкова и В. С. Комиссарова. Т. 5. М., 2002. С.146.
86
Власов. И. С. Об объеме преступлений против правосудия // Ученые записки ВНИИСЗ. Выл. 1/18. М.( 1964. С. 100.
87
Лазарева В. А. Судебная власть и ее реализация в уголовном процессе. Самара, 1999. С. 47.
88
См. об этом: Лазарева В. А. Теория и практика судебной защиты в уголовном процессе. Самара, 2000. С. 22-27.
90
Нам могут возразить, что в ч. 2 ст. 118 Конституции говорится о методах функционирования судебной власти, а не правосудия. Такие возражения, на наш взгляд, не будут иметь серьезного обоснования, если учитывать не только организационный, но и функциональные аспекты такого явления, как судебная власть. Последняя с этих позиций должна рассматриваться как «принадлежащие государственным органам — судам — право и возможность осуществлять правосудие посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства». Такое определение судебной власти дает В. А. Лазарева (Лазарева В. А. Судебная власть и ее реализация в уголовном процессе. Самара, 1999. С. 11).
91
Нам представляется, что правы авторы, включающие деятельность Конституционного Суда РФ в объект уголовно-правовой охраны гл. 31 УК РФ (См., например: Кулешов Ю. И. Правосудие как объект уголовно-правовой охраны: история и современность // Правоведение. 1999. № 4. С. 88). Конечно, эта деятельность не охватывается определением правосудия, которое было дано в Законе РСФСР «О судоустройстве РСФСР» (в ред. от 3 июля 1992 г.). Однако само это определение в свете конституционных положений и принятых на их основе законодательных актов (см., например: Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. «О Конституционном суде Российской Федерации» (СЗ РФ. 1994. № 13. Ст. 1447; 2001. № 7. Ст 607; Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации» (СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1); и др.) несколько устарело. Как отмечается в литературе, «в Конституционном суде в особых процессуальных формах также происходит защита прав человека и гражданина от государства, издавшего неконституционный закон, создающий реальную угрозу нарушения прав и свобод индивида, что дает основания видеть в конституционном судопроизводстве особую форму осуществления правосудия, разрешения правового конфликта, защиты прав и свобод человека и гражданина» (Лазарева В. А. Судебная власть и ее реализация в уголовном процессе. Самара, 1999. С. 42; см. также: Витрук Н. В. Конституционное правосудие Судебное конституционное право и процесс: Учебное пособие для вузов. М., 1998. С. 202-275). Вместе с тем нельзя не обратить внимания на то, что некоторые составы преступлений, включенных в гл. 31 УК РФ, не рассчитаны на защиту конституционного правосудия, что думается, следует считать упущением законодателя.
92
В юридической литературе высказано мнение, что в понятие родового объекта преступлений против правосудия должна быть включена деятельность (помимо судов общей юрисдикции) арбитражных судов по разрешению экономических споров и споров в сфере управления (см., например: Курс уголовного права Особенная часть: Учебник для вузов. Т. 5. М., 2002. С 145). Соглашаясь с данной позицией, в то же время отметим, что законодатель не упомянул в ст. 118 Конституции об арбитражном судопроизводстве как одной из форм судебной власти, на наш взгляд, лишь потому, что считает таковое разновидностью гражданского судопроизводства. Именно к этой форме осуществления правосудия относят арбитражное судопроизводство некоторые цивилисты (см., например: Защита прав человека и гражданина в порядке гражданского судопроизводства // Общая теория прав человека / Под ред. Е. А. Лукашевой. М., 1996. С. 234-236).