Или вот: в ответ на упрек профессора Реджинальда Капленда, что палестинские арабы поставлены перед властями Великобритании в неравноправное положение по сравнению с евреями, а потому «чувствуют к себе холодность со стороны британских властей», Черчилль резко ответил: «Это зависит от того, какая цивилизация вам ближе» (153). Ему-то явно были ближе евреи, и он не только «не скрывал своих предпочтений», но хотел навязать их и парламенту, и правительству, и всей Англии, и всем англичанам. И все они в конечном счете расплатились за это так жестоко, как только возможно.
Весьма характерным можно считать признание Черчилля 12 марта 1941 года, которое он сделал ведущему сионистскому лидеру Хаиму Вейцману, которого он сравнивал с библейскими пророками[11], в то время как у евреев-современников Вейцман пользовался прозванием «царя иудейского». Черчилль на той встрече сказал, что им нет нужды долго разговаривать, потому что их мысли «на 99 процентов идентичны». И что когда бы они ни встретились, у него «переворачивается сердце». Он заверил также, что «никогда не подведет» Вейцмана (229). Это обещание он держал с самого момента знакомства и до конца. Ибо обманывал многих и часто, но никогда – евреев.
Когда Великобритания официально признает, наконец, Израиль, Вейцман, избранный первым президентом нового государства, направит именно Черчиллю благодарственную телеграмму. И Черчилль, ответив: «Я с удовольствием вспоминаю все наше долгое сотрудничество», припишет затем от руки: «Свет разгорается…» (342).
Гилберт, делая вывод о взаимоувязанности всей биографии Черчилля с еврейской темой, подчеркивает: «У него были коллеги-евреи и помощники-евреи. Он восхищался крупными историческими фигурами еврейского происхождения. Он сам совершенно ясно сказал во время обсуждения английским обществом проблемы еврейского терроризма в Палестине: «Еврейский народ весьма хорошо знает, что я – его друг»» (378). Уточню: еврейский терроризм, о котором идет речь, был обращен против англичан, и такое признание поистине дорогого стоило. Оно было сделано другу-еврею в доверительной беседе, в то время как публично Черчилль вынужден был осуждать акты террора против британцев (12). На чьей же стороне в действительности был влиятельный политик, которого все по сей день считают защитником интересов Великобритании? Более подробный разговор об этом впереди, он не оставит у читателя и тени сомнений[12].
Кто был для Черчилля своим, а кто чужим? Парадоксально, но свою собственную идентичность политик сам определял порой довольно неожиданно и своеобразно. Однажды он заявил подчиненному ему фельдмаршалу сэру Уильяму Слиму, главе генерального штаба: «Фельдмаршал, посылая вас в Египет, я хочу сделать совершенно ясным одно обстоятельство: сам я сионист, и я хочу, чтобы вы исходили в своих действиях из этого» (354–355). Хорошая инструкция представителю военной мощи Британии от британского премьер-министра, не правда ли?
Подобные признания делались им не раз и не случайно. Весной 1946 года Черчилль находился в Соединенных Штатах. 18 марта он был почетным гостем на обеде, данном Бернардом Барухом в Нью-Йорке[13]. Один из присутствующих, видный экономист Элиша Фридман, на следующий день написал Черчиллю: «Вы глубоко тронули меня, сказав, что вы – сионист» (308). Возвращаясь из Соединенных Штатов на борту лайнера «Куин Мэри» и знакомясь со списком пассажиров, Черчилль узнал, что на борту находится Барнет Дженнер, с которым он двадцать лет назад работал в комитете в поддержку сионизма в палате общин. Он пригласил Дженнера на чашку кофе в свою каюту, и первыми его словами при встрече были: «Я – сионист» (349)…
Наконец, в ходе официального визита в США во время своего второго премьерства летом 1954 года, отвечая на вопросы корреспондента на пресс-конференции, Черчилль вновь заявил: «Я – сионист».
Вот так манера представляться! Никто Черчилля за язык не тянул, таково было его свободное самоопределение. Надо, разумеется, иметь в виду, что сионизм – это не только движение за переселение евреев всего мира из стран рассеяния в Палестину, как иногда приходится слышать от его апологетов. Это еще и светская разновидность доктрины еврейского превосходства, имеющая религиозную основу, но секуляризованная в XX веке. Именно из-за этой особенности Генеральная Ассамблея ООН в своей знаменитой Резолюции № 3379 от 10 ноября 1975 г. приравняла сионизм к расизму и расовой дискриминации[14]. Но это было уже после смерти Черчилля, так что он еще не слишком рисковал своей репутацией, делая такие заявления насчет самого себя. Однако и пройти мимо них честному историку – невозможно.
11
При взгляде на фотографии Вейцмана последнее, что приходит в голову, это образ библейского пророка, честно говоря: личико у него было незначительное («скаредное», как говорили в старину) и малосимпатичное, чем-то схожее с Лениным.
12
Здесь замечу только, что среди убитых еврейскими террористами был даже министр-резидент Великобритании в Каире и личный друг Черчилля лорд Мойн. Однако, подчеркивает Гилберт, «как ни раздражен и огорчен был Черчилль убийством Мойна, это убийство не поколебало его глубинной симпатии к сионистам» (284).
13
Б. Барух – влиятельный американский финансист и политик еврейского происхождения. Во время Первой мировой войны стал главой Военно-промышленного комитета и сыграл ключевую роль в переориентировании американской промышленности на военные нужды. Затем был личным экономическим советником президента Т. В. Вильсона, после чего оставался неизменным спутником президентов Гардинга, Гувера, Рузвельта и Трумэна. Занимался преимущественно вооружениями, атомной бомбой в том числе.
14
В 1991 году после крушения СССР и восточного блока, которые всегда поддерживали на Ближнем Востоке арабов, а не евреев, Резолюция № 3379 была отменена по инициативе Израиля и США, но это конъюнктурное обстоятельство не отменяет факта ее принятия. Что было, то было.