«Ну что, все котята здесь?» — спросил Киттель. («Котятами» на гестаповском жаргоне называли еврейских детей.)
Облава продолжалась до вечера. В результате было схвачено около 900 детей, стариков, больных и инвалидов. Их погрузили в машины и вывезли куда-то на запад. Как стало известно позднее, местом назначения был концлагерь Аушвиц — Освенцим, где всех их ждали газовая камера и крематорий[285].
Но немцев эта цифра не устраивала. На следующий день облава продолжилась. Киттель в сопровождении своих подручных — унтершарфюреров Пильгрема, Фивигера, Ауэра и других — лично обыскивал дом за домом. Подвалы забрасывали гранатами, поскольку Киттель считал, что в каждом доме с подвалом есть «партизанский бункер». Но на это раз им удалось схватить всего около 200 человек. Всех их отправили в IX Каунасский форт[286].
Вместо прежней еврейской полиции в Каунасском концлагере была создана «Служба закона и порядка». Ее возглавил не кто иной, как агент СД Беня Липцер. Его заместителем стал бывший полицейский и отпетый хулиган Т. Арнштам, а ближайшими помощниками — Бенцион Жямайтис и Вульф Виленчук. (После войны Арнштам предстал перед советским судом и был наказан по заслугам. Жямайтис поплатился за свои преступления еще раньше — однажды толпа заключенных просто растерзала его.)
Большая часть администрации бывшего гетто также была заменена на «проверенных» гестапо людей. «Совет старейшин гетто» был упразднен, а вместо него остался один лишь «староста лагеря».
Для «укрепления дисциплины» гестапо прислало в Каунасский концлагерь несколько десятков немецких «капо», то есть надсмотрщиков, которые набирались исключительно из немецких уголовников из концлагерей на территории Рейха. Территория гетто уменьшилась, а каждый дом теперь назывался «блоком» и носил свой номер. Как это было принято в концлагерях, в каждом «блоке» был свой «старший по блоку». Каждое утро проводились переклички, и если хотя бы одного человека не хватало, расстреливали весь «блок», включая и «старшего по блоку». За малейшее нарушение лагерных правил отправляли в лагерную тюрьму, а затем в черном автобусе в IX форт…
Тогда же, весной 1944 года началась отправка тысяч заключенных концлагеря на принудительные работы в Германию. Тысячи людей отправлялись в так называемые «рабочие» или «еврейские лагеря» в окрестностях Каунаса. Новая «администрация» сдавала людей в гестапо за малейшие симпатии к подпольщикам[287].
В начале лета 1944 года немцы провели перепись тех узников, кто еще оставался в «центральном лагере». Их оказалось всего около 7.000 человек[288].
К началу июля 1944 года части Красной армии вплотную подошли к границам Литвы. Немцы опасались восстания в бывшем Каунасском гетто и поэтому утроили охрану. Было принято решение об окончательной ликвидации «Каунасского центрального концлагеря». В город были переброшены несколько подразделений немецких СС, венгерская бригада войск СС, персонал венского отделения СД и рижской полиции. Комендант всех концлагерей в Литве, оберштурмбаннфюрер Гёке вызвал к себе бывшего главу «Совета старейшин» Элкеса и объявил ему:
«Мы хотим избавить евреев от опасности оказаться в прифронтовой зоне… Каунасские евреи будут размещены в хорошо организованных лагерях в Германии, в стране высокой цивилизации и культуры. Это будут даже не лагеря, это — образцовые лагеря… Поэтому вы должны убедить евреев не прятаться, а собраться в назначенном месте для эвакуации. Мы желаем добра всем евреям…»
Началась новая облава. Всех, кто сопротивлялся отправке в Германию, расстреливали на месте. Все места, где могли скрываться евреи, — подвалы, погреба, чердаки — как и в прошлый раз, забрасывали гранатами, дома обливали бензином и поджигали.
Все схваченные в ходе этой последней «акции» узники лагеря были разбиты на колонны и отправлены на Запад. Правда, число их оказалось меньше, чем при последней переписи, и Гёке приказал продолжить облавы.
Тем временем Киттель был занят поисками своего самого верного осведомителя, Бени Липцера. Еще задолго до того Киттель полушутя-полусерьезно пообещал ему: «Вы мой очень хороший друг, Липцер. Именно поэтому я окажу вам особую честь — я расстреляю вас лично…»