Они стояли по разные ее стороны.
А потом встретился доктор, в большой и дорогой шубе, изрядно поистрепавшейся и засалившейся за минувшую зиму.
— Видите ли, гражданин товарищ матрос, моя профессия общечеловечна. Вы можете меня не уважать как человека, но как специалист я вам нужен, и я — возвращаюсь.
На капитанском мостике Рекстин, а на противоположном крыле, в полушубке и шапке, Ануфриев. Они смотрят в одну сторону, в сторону далекого Архангельска.
Начиналась новая вахта! Давно не было так хорошо.
Пятая историческая справка.
3 июля 1920 года у Владимира Ильича Ленина был обычный напряженный трудовой день. Большую его часть он провел в кабинете, где в простенке между окнами висела карта европейской части России. Флажки на ней образовали клин, острием направленный на запад. Положение на фронтах в значительной степени изменилось к лучшему — Красная Армия наступала.
В этот день Владимиру Ильичу и сообщили о том, что ледокол «Святогор» возвратился в Норвегию, а ледорез «Третий Интернационал» и «Соловей Будимирович»[9] — в Архангельск. Пароход, терпевший бедствие в Карском море, цел и почти невредим. Более того, спасено не восемьдесят четыре человека, ушедших в рейс, а восемьдесят пять.
В Архангельске вчера прошло торжественное собрание моряков парохода, на котором они единогласно приняли решение:
«Мы, команда «Соловья Будимировича», заявляем на весь мир, всем врагам рабоче-крестьянского правительства, что всеми мерами будем содействовать строительству Советской власти и рука об руку с комсоставом будем налаживать разрушенный врагами трудового народа водный транспорт, и никакая вражеская сила не заставит нас сойти с намеченного пути.
Да здравствует руководящая пролетариатом Российская Коммунистическая партия!
Да здравствует наш любимый вождь товарищ Ленин!
Да здравствует III Коммунистический Интернационал и диктатура пролетариата!»
Владимир Киселев
КОММЕРСАНТЫ
Было это осенью тысяча девятьсот девятнадцатого года. Николай Николаевич Буробин, сотрудник Особой группы по борьбе с бандитизмом Московской чрезвычайной комиссии, после ранения находился в краткосрочном отпуске на родине в Смоленске.
И было это тогда, когда страна боролась с Колчаком, Деникиным, Юденичем, а в тылу с бандитами, саботажниками, шпионами, спекулянтами. Да и был ли вообще тыл, когда шла смертельная борьба. Буробин это чувствовал, и отпуск был ему в тягость. Но попробуй не выполни приказ начальника группы Федора Яковлевича Мартынова. Хоть и молодой, всего лет на пять постарше Буробина, а крутой человек. И уж коль он сказал: «…отправляйся в свой Смоленск, к матери на молоко, и чтобы мне здоровым вернуться…» — надо было ехать.
Обрадовал мать, явившись как снег на голову. Поправил, чем мог, хозяйство. А дней впереди еще… ведь на целых две недели прогнали. Спасибо другу детства Ивану Климову — морально поддержал.
— Да прав, тебе говорю, твой старшой, сам пойми, дурья твоя голова, куда тебе с разодранным брюхом бандюг ловить…
Убедил. Чтобы как-то скоротать время, Буробин решил помочь другу. Иван тогда работал в административно-хозяйственном отделе Смоленской железной дороги. Дел было невпроворот — только что умер начальник отдела. И все заботы свалились на Ивана. Москва со дня на день обещала прислать нового начальника, но шло время, а его все не было. Помощь Буробина оказалась кстати.
Как-то сидят друзья над срочной бумагой, голову ломают, с чего бы лучше ее начать… Слышат, кто-то к двери подошел, вытер ноги о тряпку у порога, потом, как кошка когтями, поскреб с той стороны обитую дерматином дверь, приоткрыл. В образовавшуюся щель просунулось полное лицо пожилого человека. Незнакомец улыбнулся заискивающе.
— К вам можно?
— А чего же, входите, — за хозяина ответил Николай Николаевич.
В кабинет вошли двое. Из-за полного, в возрасте, но еще бодрого мужчины выглядывал другой, крепкий на вид.
Полный окинул деловым взглядом кабинет, подошел к Буробину.
— Надеюсь, вы и есть новое начальство? Простите, что не имел чести знать вас раньше…
— А что такое? — спросил Буробин.
— Деловой разговор есть, — и он протянул руку: — Душечкин Леонид Павлович.
— Буробин Николай Николаевич, — не понимая, в чем дело, сказал чекист.
9
В дальнейшем «Третий Интернационал» был переименовав в «Ф. Литке», «Соловей Будимирович» стал «Малыгиным», а возвращенный законным хозяевам в Россию «Святогор» — «Красиным»,