Судя по всему, ожидания доброго врачевателя сбылись: мрачная физиономия сэра Эдуарда несколько прояснилась. Видя его в хорошем расположении духа, доктор предложил капитану запрячь после ужина лошадей в коляску и отправиться с ним на прогулку. Ему якобы необходимо посетить кое-кого из больных, живущих как раз в той самой деревне, что и Анна Мария, и если капитан согласен, то он будет ему крайне признателен, так как пони, служивший ему для разъездов, занемог и доктор остался без экипажа.
Услышав это неожиданное предложение, капитан нахмурил было брови, но, узнав, что конечным пунктом их путешествия будет деревня, где живет Анна Мария, отдал приказание кучеру держать лошадей наготове, а сам принялся торопить доктора. Тот любил поесть не спеша и теперь дал себе слово впредь делать подобные предложения только за десертом.
Между замком и деревней было четыре мили. Лошади пробежали их за двадцать минут, но капитан все время жаловался, что они едва плетутся. Наконец они приехали, и доктор остановил коляску перед нужным ему домом. Случайно это оказалось как раз напротив дома, где жила Анна, и, выходя из коляски, доктор сказал об этом капитану.
То был прелестный английский домик с зелеными ставнями и красной черепичной крышей. Он радовал глаз чистотой и, казалось, излучал радость. Все время пока длился визит доктора, капитан не отводил взгляда от входной двери, надеясь увидеть Анну. Однако его надежды были обмануты. Закончив визит, доктор вышел, а капитан все так же неотрывно смотрел на домик.
Доктор ступил на первую ступеньку кареты, потом остановился и самым естественным тоном предложил нанести Анне Марии ответный визит. Капитан согласился с готовностью, показывающей, с какой быстротой возрастает в нем интерес к жизни, и оба они направились по дорожке, ведущей к маленькой двери. Впоследствии капитан признавался, что за время этого недолгого пути сердце его билось сильнее, чем когда он в первый раз услышал сигнал боевой тревоги.
Доктор постучал. Открыла старая гувернантка, мадемуазель де Вильвьей, которую родители Анны Марии вывезли из Франции, чтобы она воспитывала Анну. Хозяйки не было дома, она пошла навестить заболевшего оспой ребенка (он жил на хуторе в миле от деревни), но, поскольку доктор состоял в дружеских отношениях с мадемуазель де Вильвьей, он предложил капитану зайти в коттедж, на что гувернантка любезно дала согласие.
Трудно было вообразить себе что-либо свежее и очаровательнее этого уголка. Сад походил на цветочную корзину; обстановка же комнат, несмотря на простоту, отличалась изысканным вкусом. Маленькая студия для занятий живописью, откуда вышли все пейзажи, развешанные по стенам, рабочий кабинет с открытым роялем и библиотека, состоящая из французских и итальянских книг, свидетельствовали о том, что в редкие свободные часы хозяйка дома отдавалась своим наклонностям к искусству или пополняла свое образование. Домик был собственностью Анны. Ее родители купили его и вместе с сорока фунтами стерлингов ренты оставили в наследство. Больше, как мы уже говорили, у нее ничего не было. Капитан с глубокой заинтересованностью, принесшей доктору большое удовлетворение, внимательно осмотрел весь дом от буфетной до чердака, кроме, разумеется, спальни — этой sanctum sanctorum[1] английского дома.
Мадемуазель де Вильвьей, не понимавшая цели этого осмотра, сообразила в конце концов, что посетители, особенно капитан, нуждаются в отдыхе. Она проводила их в гостиную, предложила присесть и вышла приготовить чай. Едва они остались одни, сэр Эдуард вновь погрузился в свойственную ему молчаливость, размышляя, как бы расспросить мадемуазель де Вильвьей об Анне Марии и ее родных. Но теперь доктор отнесся к этому спокойно: капитан предался мечтательности, а не тоске. Глубокие раздумья сэра Эдуарда прервал звук отворяемой двери, а когда она распахнулась, вместо гувернантки появилась Анна Мария с чайником в одной руке и подносом с сандвичами — в другой. Только что вернувшись и узнав о неожиданных посетителях, она пожелала принять их сама.