— Ловко, — почесал в затылке Афоня.
— Возьмите меня в юнги — я всё умею. И все паруса знаю, и все морские команды…
— Крысы и женщины на корабле приносят несчастья, — отрезал Котаускас.
И тут яхту потряс удар. Увлекшись погоней за Шустером, капитан забыл о руле. И Котобой налетел на скалу.
Вода быстро заполняла трюм.
— Ёксель-моксель-таксель-брамсель! Если не заткнуть пробоину, через четверть часа судно пойдёт ко дну!
— Плохо дело, — пробормотал Афоня. Коты умеют плавать. Плохо, но умеют. Но вот нырять — не способен ни один кот.
— Я могу спуститься под воду и заделать пробоину, — послышалось с мачты. — Но для этого нужен воздушный колокол…
— Что-что?
— Некогда объяснять. Мне нужна трёхлитровая банка, двухметровая верёвка и то, чем можно заткнуть дыру!
Через минуту отважный мышонок в пустой банке, перевернутой вверх дном, совершал спуск под воду.
Вода перестала прибывать. Шустера вытащили наверх. И все трое принялись вычерпывать воду из трюма консервными банками. Работали до тех пор, пока банки не заскрябали о днище.
— Я мокрый, как мышь! — сказал Афоня.
— А я мокрый, как кот, — ответил Шустер.
— Ты молодец, — старпом поглядел на капитана. — Кэп, а может быть, принять его в нашу команду? У нас же всё равно недокомплект…
— Ладно, считай, что ты принят. В должности младшего матроса. Третья часть улова — твоя…
Коты и мышонок скрепили договор лапопожатием.
Шустер оказался незаменимым членом экипажа. Он лучше всех лазил по мачте и управлялся с парусом. Он разбирался в морских картах. А кроме того, умел играть на губной гармошке.
— Жаль, нет гитары, — вздохнул старпом. — Мы бы с тобой…
— Слева по борту вижу фонтан! — закричал Шустер, высунувшись из корзины.
— Это кит! — сказал Котаускас и развернул яхту.
Котобой шёл в указанном направлении уже три часа. Кита видно не было. Зато прямо по курсу показался пассажирский многопалубный теплоход «Иван Тарутин».
— Наверное, фонтан бил на лайнере, — сказал Афоня. — У них там и бассейны, и фонтаны, и цветомузыка с фейерверками, и…
Договорить старпом не успел. Яхта вдруг накренилась и начала подниматься… А в нескольких метрах перед ней в воздух взметнулась струя пара.
— Кажется, мы сели на кита!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель, — пробормотал Котаускас.
К счастью, все обошлось. Кит погрузился в глубину, и Котобой плавно съехал в воду.
— Я слышал, что киты большие, — восторженно пискнул Шустер. — Но чтобы таки-и-е?!
И тут кит снова выплыл на поверхность, рядом с яхтой. Его огромный глаз с интересом разглядывал экипаж Котобоя…
— У меня было такое чувство, будто он в меня заглянул, — рассказывал потом Котаускас. — Клянусь, никогда больше не охотиться на китов. Потому что киты наши братья!
Капитан даже хотел поломать гарпунную пушку. Но его отговорили. Мало ли, а вдруг на них нападёт осьминог? Или большая белая акула?
— Мне показалось, что он пожелал нам хорошей рыбалки, — сказал Афоня.
— А мне он подмигнул, — похвастал Шустер.
Не зря Афоня штопал старые сети. На следующий день в них попал косяк трески.
За пару часов треской доверху набили бочку, и все банки, и кастрюли на камбузе. Котаускас нанизал несколько рыбин на гарпун как шашлык на шампур. А рыба всё не кончалась. Что с ней делать?
— Отпустить. Всю рыбу не поймаешь! — сказал старпом, командовавший заготовкой.
Обратный путь был приятным. Афанасий вытащил самовар на палубу. Команда пила чай. А на дымке от самовара коптилась треска.
Рыбаков встречала вся деревня.
— Сейчас начнётся, — пробормотал Котаускас, сжимая трубку в зубах. — Где кит? Что-то у вас треска мелковата!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
Но он ошибался. В городской газете напечатали фотографию с Котобоем на ките. Видимо, кто-то из пассажиров лайнера успел сделать снимок. Поэтому котов встречали как героев. Местный поэт, Васькин, даже сочинил лозунг:
«Котобой, мы гордимся тобой!»
И коты на пристани дружно размахивали плакатом.
Суровое сердце капитана дрогнуло:
— Старпом, ты что со своей долей собираешься делать?
— Подкормить земляков нужно! — сказал Афоня.
— Я как остальные, — отреагировал Шустер.
— Бочку на причал, — скомандовал Котаускас.
Несколько деревенских котов вызвались помочь. Бочку с треской по трапу выкатили на пристань.
К Котаускасу подошёл Шлында:
— Знаешь, кэп, я согласен пойти матросом!
— Экипаж уже набран. Это — Шустер, наш младший матрос.
Толпа голодных котов с интересом разглядывала мышонка.
— Кто его обидит, будет иметь дело со мной! — сказал Котаускас.
— И со мной! — добавил Афоня.
— И со мной! — пискнул Шустер.
И все засмеялись.
Прямо на причале разостлали скатерти. И пир начался. Коты ели так, что за ушами трещало.
— Хороша треска, вон как трещит! — заметил кто-то.
А поэт Васькин успел сочинить целую поэму. Поэма была длиной со скатерть. Но три строчки запомнили все:
Кто-то сбегал за гитарой старпома. Шустер достал губную гармошку. И все принялись горланить про славного котобоя.
Разошлись по домам уже под утро. А команда осталась на яхте.
— Может, и мне такой завести, — вздохнул Афоня, глядя, как Шустер забирается спать в сапог.
— Лучше поищи валенок, — сказал Котаускас. — В следующий раз отправимся на Северный полюс!