Харди рассказывал о некоторых смешных случаях из своей жизни, один из которых мне запомнился. Однажды, еще в молодости, он шел со священником в густом тумане, и на пути им встретился мальчик, который держал в руках намотанную на палку веревку бумажного змея. Священник сравнил эту сцену с незримым присутствием Бога, которого можно почувствовать, но нельзя увидеть, сказав: «Ты можешь не видеть парящего в небе змея, но ты чувствуешь, как натягивается нить в твоих руках.» Однако Харди знал, что в туманную погоду ветра не бывает, и потому бумажные змеи не могут летать. Еще Харди считал абсурдом сдачу кембриджских экзаменов «трайпоз»[7] по математике. Чтобы доказать это, он убедил Джорджа Пойа (который был, если угодно, настоящим специалистом по вычислениям и манипуляциям в классическом анализе) сдать такой экзамен без предварительной подготовки. И Пойа, по слухам, с треском провалился.
Я познакомился с Субрахманьяном Чандрасекаром, блестящим молодым астрофизиком из Индии. Несколько раз мы вместе обедали в Тринити, где он состоял членом ученого общества. Он сотрудничал с Эддингтоном, который вызывал у него чувство восхищения и в то же время соперничества. Год спустя мне предложили вакантное место члена ученого общества Гарварда, которое освободил Чандрасекар, занявший место старшего преподавателя в Чикаго.
Мы встретились вновь гораздо позже, когда он был консультантом в Лос-Аламосе и работал над теорией турбулентности и другими гидродинамическими задачами. Кроме того, Чандра, как называют его друзья, — один из самых блестящих и плодовитых математиков-астрономов с мировым именем. Его книги стали классикой в своей области.
Тогда же, во время семестра 1934 года, университет или, вернее, начальство отдельных женских гимназий Гиртона и Ньюнхэма отменило старое правило, запрещавшее проведение лекций в стенах колледжа представителям мужского пола. Меня пригласили провести семинар по топологии. И, если я не ошибаюсь, я был первым мужчиной за всю историю гиртона, переступившим его порог, чтобы прочитать лекцию.
Из всех известных мне польских ученых единственным, кого я встретил, пока был в Кембридже, был Леопольд Инфельд, доцент из Львова. Я знал его по нашим сборищам в кафе. В Кембридже мы встретились несколько раз.
Инфельд был высоким, намного выше шести футов, довольно грузным, с крупной головой и широким лицом. Он был евреем из простой православной семьи. В своей автобиографии он отвел немало страниц под описание того, как он боролся, чтобы получить образование и ученую степень, что было не так-то легко.
Он был весел и остроумен. Я помню одно замечание (показавшееся мне блестящим), которое он сделал через месяц своего пребывания в Англии в связи с различием между английской и польской «интеллектуальной» беседой. Он сказал, что в Польше люди глупо рассуждают о важных вещах, а в Англии с умом говорят о глупом и тривиальном.
Инфельд был очень честолюбивым человеком и сделал яркую карьеру. Однако я не думаю, что его талант как физика или математика в полной мере соответствовал его амбициям. Так, еще в Польше у меня были некоторые сомнения насчет истинного понимания им математики наиболее сложных разделов общей теории относительности. Возможно, причиной этого было его весьма ограниченное знание основ математики. Популярные статьи, написанные им для одной из варшавских газет, были выдержаны в хорошем стиле, но, по моему мнению, не всегда точны с математической точки зрения. Я в то время имел высокие запросы и считал, что даже газетные статьи научного характера должны соответствовать уровню замечательных работ Пуанкаре, посвященных популярной науке, или объяснений теории относительности для широкого круга читателей Эддингтоном.
В Принстон Инфельд приехал несколькими неделями позже меня и начал работать с Эйнштейном над известной книгой Эйнштейна — Инфельда о физике, которая стала бестселлером. В своей биографии Инфельд рассказывает о том, насколько глубоко его впечатлили дружелюбие Эйнштейна, с которым он познакомился в Берлине, и его способность позволять людям чувствовать себя непринужденно в его компании. В Принстоне мы почти не встречались; он не входил в команду фон Неймана.
Архитектура Кембриджа, средневековые сооружения, прелестные дворики и прогулки по городу, иногда с Л. Юнгом, ныне профессором Висконсинского университета — все это до сих пор остается среди сильнейших зрительных впечатлений моей жизни. Подобно моим прогулкам по Парижу, сохранившему дух Французской революции, они по-своему повлияли на мои вкусы, ассоциации, предпочтения в литературе и исследования.
7
«Трайпоз», или математический треножник — экзамен, проводившийся в Кем-бриджском университете на соискание степени бакалавра по математике с отличием. —